Светлый фон

П. М. Тамаев «Жизнь духа и дух жизни» в поэзии А. С. Хомякова 1850-х годов

П. М. Тамаев

«Жизнь духа и дух жизни» в поэзии А. С. Хомякова 1850-х годов

Формула А. С. Хомякова «жизнь духа и дух жизни»[510] (стихотворение «Киев») значима и знаменательна не только для понимания его лирики, но и для прояснения содержания, смыслов, образного строя, стиля русской поэзии середины ХIХ века. Начало ее коренится в апостольских посланиях: «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа; потому что буква убивает, а дух животворит»; «Духа не угашайте» (2 Кор. 3, 6; 1 Фес. 5, 19). Е. Н. Лебедев считает, что проблема «дух – бездуховность», «вера – безверие»[511] составляет ядро философской лирики 1850-х годов. Семантика хомяковской стихотворной строки иерархически выверена: жизнь духа владычествует над миром и землей; это Дух созидающий, утверждающий и сохраняющий, Он сопутствует Слову и проявляет Его действие. Данный принцип уже заявлен и воплощен в программном стихотворении Хомякова «России» (1839), определяя его эмоциональный и художественный строй: «Твое все то, чем дух святится, / В чем сердцу слышен глас небес, / В чем жизнь грядущих дней таится, / Начало славы и чудес…» (111–112). Дух жизни, хотя и отнесен к пределу земному, однако составляет его высокие начала: воспоминание, былое, удел, любовь, жизнь души и сердца, сияние веры. Все это помогало поэту-мыслителю «проникать в сокровенный смысл явлений, схватывать их взаимную связь и их отношения к целому», – отмечал в своих воспоминаниях А. И. Кошелев[512]. Поэтические формулы-образы «дух жизни и жизни дух» станут сквозными в поэзии Хомякова 1840 – 50-х годов. Почти в каждом произведении они будут определять своеобразие лиризма, стиль, особенности стиха. Последнее проявляется в ключевых, ударных, смысловых рифмах: «Вы, сильные, склоните робкий слух; / Вы, мертвые и каменные груди, / Услыша песнь, примите жизни дух» («Видение», 1840). В стихотворении 1854 года «Ночь», в заключительной строфе, метафора – «Пусть зажжется дух твой пробужденный» – вызовет к жизни два сравнения, которые поддерживают высокий слог: «Пусть зажжется дух твой пробужденный / Так, как звезды на небе горят, / Как горит лампада пред иконой» (136). Таким образом, словно сбывались ожидания и надежды Н. В. Гоголя, определившего, по-видимому, по первым стихам 1840-х годов новое качество поэзии Хомякова: «Сделались поэтами даже те, которые не были рождены поэтами, которым готовилось поприще не менее высокое, судя по тем духовным силам, какие они показали даже в стихотворных своих опытах, как-то: Веневитинов <…> и Хомяков, слава Богу еще живущий для какого-то светлого будущего, покуда еще ему самому не разоблачившегося».[513]