Американский режиссер долгом совести считает, чтобы не пропал ни один атом так дорого стоящего хозяйского материала.

Пусть в ущерб красоте, в ущерб смыслу – весь мир должен знать, что если ему, режиссеру, платят деньги, то не даром, если он дорогой, то зато честный приказчик.

Доллар надо всем, доллар, который обладает такой магнетической силой, что перетягивает теперь из Европы в Америку лучшее, что в Европе есть, – ее талантливейших людей.

Какая пропасть между американской и немецкой фильмой. Вот фильма, цельнее, строже к себе, совершеннее которой пока нет. В ней – вся Германия, серьезная, неторопливая, с ее многовековой культурой и большими поэтами, на которых вырос не один какой-нибудь класс, а весь народ, с ее великой любовью к размеренности, стройности, порядку, добросовестная, во все привыкшая честно вдумываться и упорная, когда за что-нибудь взялась.

Если немецкий режиссер при таких своих немецких качествах еще и талантлив, и художник – он непобедим. А немецкие режиссеры почти все талантливы, потому что талантливость уже входит в качества, предъявляемые к немецкому режиссеру, иначе он не был бы в Германии режиссером.

Это до того известно, что Америка не скупится ни на какие деньги, чтобы немецких режиссеров переманить к себе.

Она переманивает немецких режиссеров, а кстати, и немецких актеров, отдает им в распоряжение весь свой дорогостоящий американский материал и потом выпускает картины под своей фирмой.

Но фабричное клеймо никого, конечно, не вводит в заблуждение, и выпущенная как американская, картина остается глубоко немецкой. Такую немецко-американскую картину недавно видели в Риге: «Восход солнца» по повести Зудермана.

Ставил картину немец Мурнау. Подробно на ней не буду останавливаться, потому что о ней слишком много писали. Но мне не приходилось видеть, чтобы простенький незатейливый сюжет можно было так расширить, углубить, дать ему столько свежести, оригинальности, очарования, дать такую художественную сжатость сценам, такую изумительную лепку фигурам, вкрапить в него столько прелестного юмора и все овеять такой глубокой, такой трогательной человечностью.

Вот картина, которая говорит о лучшем, что есть в немецком гении.

Следовало бы теперь сказать несколько слов и о русской фильме, но, увы, русской фильмы сейчас нет, ибо то, что выпускается русским фильмовым рынком, не фильма, а тот же крикливый, бесцеремонный, грубый агитационный плакат, только в движении и лицах. И он тем грубее, чем тщательнее стараются прикрыть его литературным именем и внешней художественностью.