Сцена, когда девушка неумело ест новые кушанья или шуточно разыгрывает купающуюся в роскошной ванне даму, очевидно, особенно нравится, так как торжественно повторяется в нескольких фильмах. Но, чтобы не упустить счастливого случая, надо быть решительной и настойчивой. Особенно любопытна в этом смысле фильма «Это мой папа!»[281], в которой бедная сиротка силою своей веры находит нового роскошного папу. В первой сцене забитая замарашка, к общему смеху, заявляет, что у ее папы есть яхта и автомобиль. В последней сцене она, разряженная и холеная, приезжает на автомобиле к тому же дворику и указывает ошеломленным детям на богатого господина в цилиндре: «Это мой папа!» В этой наивно трогательной, как детская сказка, фильме сказывается мечта о реванше: какое счастье приехать богатой и нарядной на место прежних унижений и посрамить своим блеском злых обидчиков! Эта мечта о реванше живет в сердце каждого служащего, вынужденного терпеть ежедневные обиды. Кинематограф и тут приходит на помощь, шепча обнадеживающе: «Погоди, все будет!»

Счастье всегда связано с деньгами. Без денег и нарядов ни любовь, ни талант не могут доставить настоящего удовольствия. Развязка «Периколы»[282], когда после великолепия губернаторского дворца герои снова оказываются свободными уличными певцами, счастливыми своей любовью, – такая развязка в кинематографе была бы невозможной. Здесь Перикола должна была бы унести подаренные ей драгоценности, губернатор завещал бы ей свое состояние, или в худшем случае встреченный ею во дворце импресарио предложил бы турне по Америке. Массовый зритель не верит тому, что счастье возможно без денег. И счастливой считает ту развязку, в которой героям обеспечено богатство.

Талант ни от чего не спасает: во многих сценариях повторяется история музыканта, которому удается достигнуть удачи только благодаря хитрости и энергии влюбленной в него девушки. Она пробирается на сцену, поет его песенку и своей миловидностью пленяет всех. Кинематографическая публика уверена: без помощи женской ловкости и красоты никакому таланту не добиться счастья, т. е. денег.

Эта тождественность счастья и денег является, быть может, самой разительной чертой, отличающей современный народный театр от прежнего, в котором интерес был сосредоточен на личности и богатство не играло решающей роли. Тут, быть может, прямее всего сказывается основная перемена общественной борьбы, ведущейся теперь не на почве сословных и личных привилегий, но на почве экономического раскрепощения. Мечта все та же – свобода, но возможность свободы видится в богатстве.