Что сказал пастве отец Михаил, неизвестно, а только толпа, что обсадила ограду сельского кладбища, потрясённо молчала. Слышен был каждый звук. Вонзались в землю лопаты. Земля была ещё размягчённая, ещё не успела слежаться с похорон. Мужики крякали, разгибая мокрые спины, — с шорохом ударяла оземь очередная горсть. По берёзе над могилами пробегал ветерок, перебирал длинные зелёные плети. Норов стоял у берёзы и, скрестив на груди руки, глядел вниз. Ямы уже показали песок и корни, уже лопаты стали глухо стукаться о крышки гробов, и копатели стали работать осторожнее, когда к ограде подъехала коляска губернатора, рядом с которым помещался капитан-исправник. Напротив сидел Шишкин. Коляску сопровождали четверо полицейских приставов верхом и с шашками.

Мужики молча расступились.

Появление помещика, да ещё вместе с самим губернатором, мочалинские крестьяне истолковали как свидетельство большой важности происходящего. Толпа как будто подсобралась, зашевелилась, загудела.

— Что ж это, отец? — взвизгнула из толпы баба. И за ней заверещали другие подстрекательницы: — Глянь, что творится среди бела дня! Видано ли дело! Святотатство! Глумятся над покойниками!..

При этих словах Норов поморщился, как от зубной боли, но не переменил позы. Все загалдели, стали напирать, хилая ограда вильнула.

— Тихо! — рявкнул Шишкин, унял море.

Губернатор встал в коляске во весь рост. Промокнул платком лысину. «Экая комиссия». Но что он мог поделать? За Норовым и в самом деле стояли и консистория, и сам епископ, и бери выше — петербургский Синод.

— Вот что, ребята. — Каждое слово губернатора отчётливо слышалось в солнечном воздухе. — Что среди дня — так потому что дело открытое. Не ночью же, как воры, копать. Дело официальное. Проводится дознание. Тела надобно осмотреть. Это нужно для установления и поимки злодея. Или злодеев. Об глумлении речи нет. Гробы вернут в благопристойный вид, и отец Михаил отслужит панихиду. А пока ступайте.

По толпе прошёл ропот.

— Идите, ну! Дел нет других? — гавкнул Шишкин. — Кому сказано?

Толпа заволновалась. Губернатор бросил быстрый взгляд на отца Михаила, и хоть священнику не улыбалось всё это дело, он выступил вперёд. Дождался, пока все умолкнут, пока все взоры не соберутся на нём:

— Ступайте, дети. Дело печальное тревожить покойных. Но я здесь и прослежу о благообразии.

— Какое уж тут благообразие, отец?! — опять заверещала баба-зажигалка. — Мёртвых выкапывать!

Толпа загудела. Но отец Михаил видал и похуже.

— При жизни своей эти четверо о своих семьях и соседях радели, живот свой за вас положили. И после смерти согласились бы на это, чтобы помочь тем, о ком пеклись при жизни.