Своры были у графа Ивина, были у Куроплётова, у князя Волоколамского. Но то борзые: звенят взахлёб тенорками, летя, подбадривая, похваляясь.

Эти же словно перекликались редко и скупо, как егеря в загоне, — строго по делу: я тут. А я тут.

Волкодавы.

Они двигались уверенно. Быстро. Но не спеша. Умело. Делово. Они его чуяли. Они приближались.

Бурмин не двигался. Надо было понять, что за манёвр готовят. Вот они рассыпались цепью. Цепь превратилась в полукруг. Концы его начали сближаться.

Бурмин почувствовал, как мелко затряслась шкурой лошадь. Для неё это волки.

— Тихо, милая, — похлопал по дрожавшей шее Бурмин. Но сам услышал, как дрожит и его голос.

Вдруг запах Ивана изменил направление. Иван теперь бежал навстречу волкодавам.

Что он делает? Не может же он их не чуять?

— Вот безумец…

Таиться было нечего.

— Иван! — крикнул Бурмин. Над головой его в кроне сорвалась испуганная птица. — Иван!

Лошадь всхрапнула, пошла боком, мотая головой. Животный ужас слышался в её голосе. Бурмин толкнул её каблуками, та с облегчением помчалась.

Бурмин вылетел Ивану наперерез. Тот увидел. Замер, соображая.

— Не тронь меня! — вскрикнул жалобно.

«Буф. Буф», — перекликались волкодавы совсем близко. Густой псовый запах был странно приятен — и грозен. Враги и родня.

— Уходим. Их много. Порвут.

— Пусть рвут! — взвизгнул Иван. — Пусть рвут, чем…

— Стой, — придержал его Бурмин. — Тихо. Погоди.

Его странная тревога заставила Ивана умолкнуть и подобраться. Лошадь нервно перебирала ногами. Бурмин встал в седле, чтобы подняться над её запахом — едким, полным страха, — как бы заглянул через забор.