— Вот что…

— Прикажете позвать её сиятельство?

— Да, дружок, сделай одолжение.

«Дружок», — скривился про себя лакей. Ответил поклоном. Просочился в дверь. Отозвал Мари.

— Кто там? — бдительно приподнялась графиня. — Мой зять не мог другого времени выбрать? Требует внимания к себе! У этого человека нет сердца!

Мари поспешно вышла к мужу. Лакей затворил за ней дверь, опять поклонился обоим (ибо в подчёркнуто смиренных своих поклонах находил особое удовольствие), бесшумно испарился.

— Скажи, Николя… Ведь я тебе описала рану Алёши. Ты ведь видел таких раненых…

— Мари, — перебил муж, — надежда есть всегда.

— Нет, скажи правду.

Муж прижал её щекой к колючему шитью своего мундира. Погладил по волосам. Мари заплакала.

— Будем надеяться на лучшее, Мари. Но вы должны выехать немедленно. Пусть староста уложит вещи и отправит следом. Но вы…

Она отстранилась:

— Я знаю. Ступай. И…

Мари глянула ему в глаза, задержала его руку в своей:

— Спасибо, что ни о чём меня не спрашиваешь и ни в чём не упрекаешь.

Облаков был взволнован, прижал её руку к груди:

— Спасибо тебе, что не упрекаешь меня!

Она перекрестила его. Облаков поцеловал жену, повторил:

— Обещай надеяться на лучшее, Мари. Обещай.

Она кивнула, глядя ему вслед. В этот миг она любила мужа всей душой.