Облака над Замком ходили так низко, что подставь стремянку – и можно бы было намотать на кулак их белесые патлы. Они совершенно размыли закат, и сквозь их подвижную вату солнце казалось инопланетным. Еще не успело окончательно стемнеть, как припрыснул дождик, однако Какаранджес был настолько уставшим, что заметил его, лишь когда тот разошелся в устрашающий ливень, а град застучал по Замку с такою силой, словно бы туча хотела таким образом оттолкнуться от мрачных развалин и использовала град, как лодочник – шест, упираемый в дно. Отдельные градины достигали величины куриного яйца. Они долбились об камни так громко, как стучат в дверь жандармы. Лопушье прошивали насквозь. Одно из «яичек», настигнув скользящую в траве бронзовую змейку, припечатало ее ползучую душу к базальтовой плите.

Град быстро прекратился. В отличие от ливня. Хорошо, что нишу не заливало. Дождик был косой, и он обрабатывал противоположную сторону Замка. Под его перебор коротышка заснул, а когда проснулся, висел туман. Он был как молоко. Ничего не видать. За двадцать шагов видимость пропадала, и можно было только гадать, что скрывается за туманом – водопой? налетчики? поляна эдельвейсов?

Только в этот момент коротышка заметил, что он не один. Любопытный бурундук, взявшийся не пойми откуда, нахально пристроился к его сухарям. Какаранджес кинулся на зверька, как котяра на мышь. Бурундук отскочил и проворно скрылся. «Ах ты шкодень! – Какаранджес погрозил ему вслед кулачишкой. – Всем бы так – чужое-то лопать! У меня на два дня заначка! Последнее и вор не берет!» Коротышка потер затекшую спину. Натруженная вчера поясница болела, и ноги гудели больше обычного, хотя и были привыкшими к серьезным переходам. Проклятый ранец! Но не бросить же его?!

Какаранджес практически сполз по уступам, аккуратно перетаскивая ранец за собой. Молоко тумана сильно спутало карты. Куда теперь идти? Коротышка внимательно присмотрелся к раскиданным валунам. Южная сторона их должна быть более гладкой. По этому признаку он как будто бы нашел юг, «ну а Ствильно – на запад», – так ему представлялось.

Какаранджес покряхтел, охнул на дорожку, потому что, согласно его представлениям, выходило так, что «если не охнуть – пути не будет», набросил ранец и двинулся вперед по лошадиной тропе. Следы от чужих подков ничего хорошего не сулили, но все они были старые. Тут и там валялся обветренный конский навоз.

В полдень Какаранджес достиг кедровника. Лошадиного дерьма стало вдвое больше, а у ручья коротышка едва не вступил в такую могучую кучу, какая могла бы с лихвой заменить собой три праздничных пирога – естественно, не по питательным качествам, а по весу и площади. «Пирог» был явно не лошадиного происхождения. «Наверное, медведь… Мама дорогая!» – коротышку передернуло, но отступаться он и не думал. «Герой всегда остается героем!» – бормотал Какаранджес, пробираясь по лесу. Тропу выстилала поржавевшая хвоя, а с веток лиловыми прядками свисала мокрая бахрома древесного мха. Шум тысяч ручьев сливался в один. Коротышка настолько привык к журчанью воды, что совсем перестал его замечать.