— И вправду хозяин! Вернулся, значит…

Учитель вышел на крыльцо и огляделся по сторонам, пытаясь отыскать взглядом незнакомца, но тот уже скрылся за деревьями у поворота дороги.

* * *

Прошло несколько недель. Весть о возвращении Эндре Келемена поначалу очень взволновала батраков, но время шло, ничего не случилось, и они понемногу успокоились. Не успокоился один только Габор Барна. Как член комитета по разделу земли, он знал, что вся борьба еще впереди.

И он оказался прав — за это время кое-что все-таки произошло.

Эндре Келемен прямо с хутора отправился в областной совет по урегулированию земельных отношений и вернулся в село лишь после того, как добился там нужного ему решения. Решение гласило, что ему, как землевладельцу крестьянского происхождения, следует вернуть двести хольдов земли, дом, конюшню, амбар и прочие службы.

Вооружившись такой бумагой, он заявился в сельский комитет по разделу земли, но там его встретил Габор Киш. Киш вернул господину Келемену его бумагу и предложил ему отправиться на хутор, чтобы на месте уяснить себе положение.

— Земля поделена, — сказал Киш. — Почему господин Келемен не подал свое заявление весной, когда проводился раздел? Ведь землевладельцам было объявлено, что они наравне со всеми прочими должны изложить свои претензии в заявлении. Что же касается дома, то он отдан под школу, и выставить ее оттуда нельзя. Довольно с нас и того позора, что ее до сих пор не существовало.

Господин Эндре не сказал Кишу, что уже побывал на хуторе и все знает. Он вышел и побрел по дороге. На сердце у него, которое, кстати, как выяснилось во время бегства на запад, оказалось совсем не таким уж безнадежно больным, скребли кошки.

Добравшись до хутора, он прежде всего направил свои стопы к Габору Барна. Почему? Во-первых, господин Эндре знал, что именно Габор верховодит батраками. А кроме того, именно на Габора была вся его надежда… Этот Барна был всегда таким порядочным надежным человеком, невозможно, чтоб и он потерял рассудок.

Габор Барна оказался дома — стояла зима — и что-то читал. И господин Эндре переступил порог батрацкого жилища, который, не в пример своему деду, он еще никогда не переступал. Переступил с чувством робости и вместе с тем высокомерия, с любезной улыбочкой на лице.

Жена Габора, испуганная и польщенная столь неожиданным визитом, так растерялась, что лишилась дара речи и только вытирала передником стул для его милости господина Эндре.

Поднялся и Габор Барна. Лицо его было серьезно. Ничем не выдавая происходившей в нем душевной борьбы, он настороженно ждал, что скажет, с чего начнет барин. А тот начал с того, что приветливо (и еще как приветливо!) с ним поздоровался.