С тех пор я проникала на виллы в платье горничной и грабила дома при свете дня. Гангстеры не трогали меня, считая иностранкой, как и солдаты, которые думали, что я слуга иностранца. Поэтому я беспрепятственно входила и выходила через парадные двери.

Я осмелела. Когда оставшиеся дома были заперты и опустошены, я переправилась на другой берег на пароме и добралась до северного района недалеко от Хункоу. Я видела вывеску для лиц без гражданства, но не собиралась оставаться здесь надолго. Район был небогатый, и вполне вероятно, что я вернулась бы домой с пустыми руками.

* * *

– Айи?

Я испугалась, услышав до боли знакомый голос, отдернула руку от бамбукового подноса, с которого собиралась стащить кусок сушеного батата, и обернулась. Мне не послышалось. Напротив меня, рядом с табличкой «МЕСТО ДЛЯ ЛИЦ БЕЗ ГРАЖДАНСТВА», стоял Эрнест.

На жарком воздухе позднего лета он выглядел изможденным, его лицо было бледным, глаза ввалились. «Что ты с собой сделал?» – хотела я спросить, но сдержалась.

– Ты… Что случилось, Айи?

Какая ирония. Мы по-прежнему думали одинаково. Я могла видеть себя его глазами. Я больше не была живой и яркой, как картинка. У меня не было зеркала, но я видела свое отражение в воде. Моя кожа, которая раньше сияла, как жемчужина, посерела и потускнела, лицо было усеяно пятнами грязи, на удаление которых не оставалось сил. Мои глаза, в которых раньше отражалось мерцание тысячи огней, лихорадочно блестели от голода, а под ними стало проявляться то, чего я очень боялась. Морщины.

– Случилась война. Что ж еще? – Я смотрела прямо перед собой, туда, где японский солдат на мотоцикле потирал руки, напевая незнакомую мне мелодию. Он еще не заметил нас.

Эрнест, пошатываясь, обогнул вывеску и протянул руку. В его глазах стояли слезы, а взгляд был полон сожаления, радости и многого другого.

– Я так счастлив. Глазам своим не верю. Я думал, что больше никогда тебя не увижу.

Он не лгал, он все еще любил меня. «Но зачем утруждать себя такими словами?»

– Я искал тебя, Айи.

Он собирался спросить о нашей дочери, отругать меня за мой эгоизм. Но он не имел на это права. Он бросил меня и ни разу не пришел навестить.

– Ты сказал, что все кончено.

Солдат вскинул винтовку на плечо, целясь в нас, и крикнул Эрнесту, чтобы тот отошел. Но Эрнест, казалось, не слышал.

– Прости меня.