Светлый фон

Частью этой реальности является Свадьба, событие, которое может произойти только один раз и совершается теперь. Русалки перешептываются и смеются, качаясь на волнах. Когда Князя ведут к реке, Княгиня на берегу лишается чувств. Перед тем как падает занавес, тело Князя безмолвно опускают к ногам Русалки-царицы. Однако не ясно, могут ли сосуществовать реальный и фантастический миры и оба ли героя продолжают жить. Опера завершается поочередным пением хоров русалок и охотников, каждый из которых отстаивает интересы своего царства. Как и в «Евгении Онегине», женщина не может получить всего, что она хочет, она тоже опустошена – но она поступает правильно и не погибает. Женщина либо превращается в Музу (как Татьяна Ларина), либо становится невинной жертвой, как покинутая Княгиня, либо, как Русалка, – символом вселенского правосудия. Мужчина вновь и вновь поступает неправильно, не может исправить ошибки и теряет все. Таков был мрачный рисунок финала оперы Даргомыжского, и он будет сохраняться и укрепляться в последующих интерпретациях и продолжениях пьесы Пушкина, к которым мы сейчас обратимся.

 

Посмертная судьба двух Русалок: Два окончания

Посмертная судьба двух Русалок: Два окончания

В 1897 году, за два года до столетия Пушкина, русские академические и журналистские круги охватило волнение. Авторитетный петербургский научный журнал «Русский архив» опубликовал три ранее неизвестные заключительные сцены «Русалки»: продолжение сцены шестой и три совершенно новые сцены, с седьмой по девятую[254]. Эти 228 строк были представлены издателями как точная запись слов самого Пушкина, который в ноябре 1836 года, примерно за три месяца до своей гибели, читал их в доме поэта и переводчика «Фауста» Эдуарда Ивановича Губера (1814–1847). Утверждалось, что эти сцены были записаны впоследствии 14-летнем гостем, неким Дмитрием Зуевым, присутствовавшим при чтении и обладавшим феноменальной памятью[255]. В оставшихся после смерти Пушкина бумагах не было обнаружено никаких следов этих сцен. Необъяснимым образом Зуев решил обнародовать свою запись только через шестьдесят лет. Она могла бы показаться обычной литературной мистификацией – или попросту подделкой. Однако в воспоминаниях друзей Пушкина содержатся соблазнительные намеки, подтверждающие, что в месяцы, предшествовавшие роковой дуэли, Пушкин действительно говорил своим друзьям о своей «лирической драме» «Русалка» и в особенности – о ее концовке[256]. В этой странной истории многое казалось достаточно правдоподобным для того, чтобы отнестись к «дополнению» серьезно. В сценах с шестой по девятую происходят следующие события.