— Что за глупости, Джастина! Мы же с тобой друзья, так? Родные люди.
Примерно в метре от выхода я развернулась, чтобы вылезти, спустив сначала ноги. С какой она стороны? Я свесила ноги, тихонько-тихонько — и она сжала, словно в тисках, мою лодыжку. Свободной ногой я лягнула ее что есть силы в грудь. Вырвалась и нырнула обратно в трубу, но она поползла следом на четвереньках.
— Давай просто поговорим. — Она схватила меня за руку. — Можем поговорить? Пожалуйста!
— Вы вырезали записку из тетради Эми, — сказала я. — И привязали к ошейнику Бонни.
Ее пальцы впивались мне в руку до самых костей.
— Милая, успокойся. Зачем мне так делать?
— Эми знала, что вы воровка. Она видела, как вы взяли в лавке жасминовый чай.
— Господи, опять этот чай!
— И там, в лавке, вы ее видели в зеркале и поняли, что она кому-нибудь расскажет. Знали, что вас поймают и все выйдет наружу — как вы у нас воровали несколько месяцев подряд. И как стравливали нас. Когда вы вспомнили про эти дурацкие записки, что мы на уроке писали?
— Джастина, послушай...
— Представляю, как вы обрадовались, когда вспомнили про записки. Когда проверили записку Эми и поняли, что она сгодится — что можно просто вырвать страницу и никто не заметит. Но мою-то вы не проверяли! Не знали, что Эми списала у меня.
— Сходим еще раз к доктору Котари, — сказала она. — Пусть он назначит другое лечение, да?
Я вырывалась, но она вцепилась мертвой хваткой.
— Вы знали, где Эми гуляет с собакой. Вы ее столкнули со скалы! И обставили как самоубийство. — Я ждала, что она станет все отрицать.
Она поймала мой взгляд, и лицо ее дрогнуло.
— Бедная ты моя! Так я и знала, что ты ничего не помнишь.
— Чего не помню?
— Ты ходила в тот день на скалы. Решила прогуляться, твой папа сказал.
— Да, но у меня случился приступ.
— Я тебя видела, милая, — видела, когда была там на пробежке. Вы с Эми ссорились на тропе, далеко от меня. Ты подбежала к обрыву, куда Эми никогда и близко не подошла бы, если б не ты, но ты побежала, и она следом. Ты ее дернула за косичку — что есть силы. А потом толкнула.