В то время как Брандт избежал счастливой возможности посидеть рядом с неистовым Брежневым, Никсону пришлось хуже. После того как в 1972 г. он привез с собой в Москву черный «Кадиллак», в котором Киссинджеру уже привелось прокатиться, Вашингтон дал понять, что бюджета на следующий автомобиль нет. Москва, однако, настаивала, и, в конце концов, «Форд» пожертвовал темно-синий «Линкольн-Континентэл» с сиденьями, обтянутыми черным бархатом, и дарственной надписью, выгравированной на арматурном щитке2386. Когда в Кэмп-Дэвиде Никсон передал Брежневу ключи, тот не смог скрыть восхищения, как вспоминал американский президент. «Он настаивал на том, чтобы сразу испробовать новый автомобиль. Он уселся к рулю и кивком пригласил меня сесть на сиденье пассажира. Мой шеф секретной службы побледнел, когда я влез в машину и мы проехались по нескольким узким улицам Кэмп-Дэвида… Я и думать не мог о том, что произойдет, если сейчас на каком-то углу этой улицы с односторонним движением появится джип секретной службы или ВМФ. В одной точке имелся крутой склон с табличкой “Ехать медленно – опасный поворот”, но Брежнев преспокойно ехал дальше со скоростью более 50 миль в час, под скрип шин взял опасный поворот и постарался пропустить мои увещевания мимо ушей. Выходя из автомобиля, он только восхищенно сказал: “Чудесная машина – просто фантастически лежит в вираже!” – “Вы исключительно хороший водитель. – сказал я. – Мне бы никогда не удалось взять этот поворот с такой скоростью”»2387. Вот какие события затрудняли Никсону поддержание баланса между вежливостью и достоинством, когда Брежнев уступал своей «западной» страсти, мало соотносимой с понятием «государственный деятель». Советский лидер, казалось, даже не замечал, что, повинуясь ей, он приводит в замешательство других.

Государственный деятель, близкий народу

Стремясь представить себя политиком, близким народу, таким, которому доставляет удовольствие смешаться с толпой, Брежнев временами вызывал большее волнение, нежели приличествовало западному государственному деятелю. Соответствующими эскападами он как в Бонне, так и в Вашинтгоне неоднократно препятствовал выполнению программы, утвержденной на протокольном уровне. В Бонне по пути в ведомство федерального канцлера советский лидер хотел выйти из машины, чтобы поприветствовать людей, стоявших на обочине. Так как всю колонну было совершенно невозможно остановить, он открыл крышу автомобиля и махал собравшимся. Послу Фалину генсек заявил, что как раз и намеревался чем-то подобным обратить на себя внимание: «Во всяком случае, будут вспоминать о чем-то незапланированном. Иначе буду скакать как встрепанный с одного мероприятия на другое»2388. Следовательно, Брежнев сознательно хотел выйти из роли, так как он явно боялся оказаться втиснутым в рамки, где не сможет проявить спонтанность и близость к народу. С этим приходилось мириться и Никсону, когда он принимал Брежнева в Белом доме: «Когда мы дошли до конца первого ряда [почетного караула] и как раз собирались обойти следующий, Брежнев не смог больше сдерживать свои живость и общительность. Он с воодушевлением помахал рукой зрителям, которые аплодировали и размахивали советскими и американскими флажками, потом пошел к ним – совсем как американский политик, который на ярмарке проталкивается через толпу. Он многим тряс руки и широко улыбался, когда они протягивали руки в его сторону. Мне пришлось напомнить гостю, что нам еще надо закончить протокольную часть. Когда мы вернулись к южному залу, он положил руку мне на плечо и сказал: “Видите? Мы уже делаем успехи!”»2389