Когда Никсон 27 июня приземлился в Москве, Брежнев демонстративно встретил его на летном поле, хотя на протокольном уровне, как и ранее, это не предусматривалось статусом генсека, и сразу же увел его для разговора тет-а-тет2422. В Крыму в гроте летней резиденции они провели интенсивные и доверительные переговоры, на которых присутствовал только переводчик2423. Как когда-то с Вилли Брандтом, Брежнев отправился с Ричардом Никсоном на водную прогулку и, приобняв его, заклинал американского президента: «Надо сделать что-то, имеющее большое историческое значение. Мы ведь хотим, чтобы русские и американцы стали друзьями и говорили друг с другом, как Вы и я здесь, на этом корабле»2424. Даже если два лидера и не подписали новых соглашений, оба ощущали эту встречу в верхах как успех2425. 3 июля на летном поле Брежнев простился со своим другом Никсоном, а 8 августа тот объявил о своей отставке, чтобы упредить процедуру отрешения от власти.

Едва ли можно переоценить, насколько поразила Брежнева утрата трех партнеров. Он потерял все, если говорить о внешней политике. Напоминания советского лидера, шедшие по каналам в Бонн и в Вашингтон, звучали прямо-таки беспомощно: «Была новая большая четверка для проведения политики разрядки: Помпиду умер, Брандт ушел в отставку, судьба Никсона сомнительна, Брежнев остался один»2426. «Никсон, Брандт и Помпиду – с этими тремя он поддерживал самые тесные отношения. Теперь все трое ушли»2427.

Но при всем отчаянии для Брежнева на первом месте стоял один вопрос: как оценивать трех преемников? Будет ли преемственность? «Как, – таков был неоднократно задававшийся вопрос, – этот человек [федеральный канцлер Гельмут Шмидт] относится к Советскому Союзу, к восточной политике, как он будет влиять на нее, каковы будут его директивы?»2428 Брежнев преисполнился твердой решимости не допустить наступления паузы в контактах. Ни в коем случае не должно было снова возникнуть недоверие и повлиять на личные отношения. Движимый силой, которую породило отчаяние, он еще в октябре пригласил Гельмута Шмидта в Москву, в ноябре принял во Владивостоке нового президента США Джеральда Форда, а в декабре поехал в Париж к французскому президенту Валери Жискар д’Эстену.

Стресс

Брежнев испытывал очень сильный стресс. Он все поставил на карту «мирного сосуществования» и знал, что Подгорный, Суслов и Косыгин только и ждали неудачи, более того, радовались свержению Никсона2429. В ноябре 1973 г. в Политбюро имело место столкновение, обнаружившее расстановку сил2430. Брежневу пришлось позже написать Брандту: «Жизнь взваливает на нас, политиков, необычное бремя, требует полной силы и ожидает, что мы полностью израсходуемся…»2431 Стресс и бессонница были для него постоянными спутниками со времен Сталина и переговоров с Дубчеком. Западные партнеры советского лидера тоже отмечали его большое беспокойство. С одной стороны, они объясняли поведение генсека «южным» или «сангвинистическим» темпераментом, в том числе эмоциональностью, которую Брежнев признавал и сам: «Я очень впечатлителен и был сильно расстроен…»2432 С другой – они отчетливо видели, под каким давлением ради достижения политического успеха он находился2433. Киссинджер сообщал Никсону: «Брежнев нервен, частью из-за своей личной неуверенности, отчасти же по причинам физиологического характера… и из-за давления, ставшего результатом занимаемой должности. Вы увидите его руки в постоянном движении, они играют золотой цепочкой его часов, сбивают пепел с сигареты, что всегда при нем, а бывает, он постукивает мундштуком сигареты по пепельнице. Время от времени он встает и становится за спинкой стула или расхаживает по комнате»2434.