Иногда, в редкие свободные минуты, да и то свободные не в прямом смысле слова, поскольку мысль ее работала непрестанно, она, то ли разучивая новую роль, то ли размышляя о возможностях новой интерпретации известной, если не архиизвестной, публике партии, точнее говоря, когда она оставалась одна в своей просторной квартире, Мария бродила по комнатам, уставленным красивыми и элегантными вещами, то дотрагиваясь рукой до полированного комода, на поверхности которого отражалась бесконечная загадочная игра света и тени, то щупая бархатисто-мягкие гардины, смягчавшие слишком сильный свет, льющийся из высоких окон. То останавливалась перед одним из бесчисленных зеркал, откуда на нее смотрела молодая привлекательная женщина, одетая в роскошное домашнее платье или воздушный пеньюар. С ухоженным, но слегка усталым лицом, на котором особенно выделялись лучистые темные глаза. От всего ее облика веяло утонченностью и элегантностью. Она ли это? Ее ли эта дорогая, изысканная оправа? Впрочем, единственно реальным в ее жизни был труд, каждодневный, непрестанный, порой от вечерней до утренней зари, поскольку она снова начала сниматься в кино, а съемки чаще всего проходили в ночное время. И что может быть более реальным, чем результаты этого труда, воплощенного в новой роскошной мебели и пушистых коврах под ногами? И все же душевного покоя она не находила, душу все чаще охватывали мучительные угрызения совести. Смотрела сквозь кружевную ткань занавески на шумную, элегантную улицу, утопающую в солнечных лучах или в свете неоновых ламп, а видела перед собой жалкий домик в нижней части Кишинева, пыльный дворик и бедные улочки, расставаться с которыми не желали родители. Мама писала, что уже второй год было наводнение и вода затопила всю низину вплоть до Вистерничень. Даже в их двор, находившийся значительно выше, вода подобралась до самого крыльца. В ответных письмах Мария снова настаивала на том, чтоб они переехали в лучшее место, нашли более приличный домик, хотя бы где-нибудь возле площади святого Ильи. Но мама неизменно отвечала, что им вполне хорошо и в старом доме. Что бы они делали сейчас, когда остались только вдвоем с отцом, без старых добрых соседей, к которым привыкли за столько лет жизни. И потом, здесь у нее на руках умер Ионел. Отсюда и они с Лялей отправились в широкий свет. И отцу недалеко от вокзала: есть работа, нет работы, он все равно каждый день отправляется в Вистерничень. Не потому, что испытывают в чем-то недостаток, сейчас на деньги, которая она присылает, живут по-человечески. Но он так привык. Не может, чтоб не отправиться на вокзал, не разузнать последние новости. И подставить плечо под мешок, когда потребуется. Читая эти письма, Мария словно видела перед глазами сухонькое лицо мамы с выражением смирения перед судьбой, которое не покидало ее все время, пока она была в Кишиневе. Может, прав был неня Миту? Разрыв между ними, наверное, в самом деле так велик, что никаким клеем не склеишь. Она посылала деньги и в Кишинев родителям, и Ляле в Бухарест, где та получала жалкие гроши в своем варьете. Но беспокойство, ощущение вины перед ними ни на минуту не оставляли ее, и она старалась с головой окунуться в работу, чтоб справиться с душевными муками.