Откуда-то из глубины коридора раздался плач Алекса. На пороге спальни показалась Кетти.

— Фреда, — жалобно захныкала она. — Фреда, куда ты подевалась? Совсем не показываешься, а Бригитта не хочет идти с нами гулять. Мне страшно, Фреда. Поедем назад в Вену.

— Бригитта! Где ты там, Бригитта! Почему дети плачут? — набросилась на девушку Фреда. — Чем ты занята? Не тебе ли было сказано, чтоб в доме стояла тишина? Господи, с тех пор как уехали из Вены, не семья, настоящий сумасшедший дом!

Наконец раздался звонок в дверь и на пороге появился низенького роста старичок со старомодным саквояжем в руке. Фреда вспомнила, что еще во времена ее детства в Шпигтале такой же саквояж носил их деревенский доктор. Она не прислушивалась к извинениям за опоздание, связанное с отсутствием такси и нерегулярным движением трамваев, почти сорвала с него плащ и провела в спальню. Старичок долго, внимательно выслушивал Марию. Хотя сначала он не вызвал особого доверия у Фреды, теперь она изменила мнение, подумав, что старые врачи понимают куда больше, чем нынешние молодые, самоуверенные и невежественные. Лишь после того, как старичок тщательно, по давней привычке врачей, скрупулезно вытер руки, она осмелилась спросить, что с госпожой.

— Возможно, обычный нервный шок. Который вместе с тем может привести к очень серьезным последствиям.

— Что вы хотите этим сказать? Объясните, пожалуйста. Если думаете насчет гонорара…

— Я не привык думать о гонораре, когда речь идет о здоровье пациента. Супруг госпожи на фронте?

— Нет, он киноартист. Снимается в фильмах.

— Хотелось бы поговорить с ним. За госпожой нужно постоянное наблюдение. Возможно, потребуется серьезное лечение. Подозреваю что-то, связанное со щитовидной железой.

— О господи, только этого нам не хватало!

— Да, времена не самые благоприятные, — посочувствовал старичок.

— Благодарю вас, благодарю вас, прошу сюда, — поспешила она проводить его, разозлившись, что так разговорилась в присутствии чужого человека, пусть даже и врача.

— Всегда в вашем распоряжении, — заверил доктор, надевая старомодный плащ, успев, однако, краешком глаза взглянуть на банкноту, которую сунула ему в руку Фреда. — Пусть госпожа следует моим указаниям, принимает предписанные лекарства. И все же я хотел бы поговорить с ее супругом.

После ухода доктора Марии показалось, что она окончательно пришла в себя. Головокружения прекратились, вещи вокруг приняли обычные очертания и стояли на своих местах, больше не кружились перед глазами. Зато теперь точно тисками обхватило сердце, и тиски эти словно бы все время сжимались, причиняя непроходящую боль. Как она сказала? «Очень печальные последствия. Возможно, даже трагические…» Но что такого она сделала? Откуда они взялись на ее голову? «Очень печальные последствия». И как только им удалось перетянуть на свою сторону Густава? Задобрили, купили? Или запугали? «…даже трагические». Господи! Что она имела в виду? Трагические! Значит, Густав все знает? Потому так и мучился. Трагические? Что же, что же она все-таки имела в виду? Ее могут заключить в лагерь? Ее или Густава? Мысль, возникшая вслед за этим, снова привела к тому, что она потеряла сознание. Придя в себя, стала лихорадочно шептать: «Не может быть, не может быть… Катюша? Дети?» Но на страже стояла другая, теперь уже более четкая мысль: «Почему же не может? Сейчас все возможно. Все что угодно». И почему-то заткнула себе уши, словно могла таким образом прогнать эту страшную, чудовищную мысль. «Нет, нет! — воскликнула она, в отчаянии откинув голову на подушку. — Они не посмеют сделать этого!» Хотя знала, что способны на все. Что ж тогда? Играть в этом фильме? Как видно, придется играть. Никуда не денешься.