— Фильм дал кое-какие деньги. Снимем дом. Жизнь здесь довольно неприхотлива.

Он приподнялся на локтях, стукнул кулаком по подушке. Мария испугалась, как бы снова не начал биться головой о стену.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Я связан контрактом. Срок твоего, кстати, тоже не кончился. Разрешили всего лишь отпуск. Так что в принципе мы в полной зависимости от них. Что здесь, в Испании, что в Германии…

— Как это страшно, Густи…

— Понимаю твое огорчение, Мисси. Хорошо понимаю. Но сейчас подобный шаг был бы расценен как настоящее дезертирство. Даже не можешь представить, как ухудшилось положение. Хоть бы скорее высадились где-нибудь союзники, как уже много раз обещали. Но это уже из области фантастики. Мы же с тобой, дорогая, исчерпали весь запас выпавших нам на долю чудес. Слишком быстро его истратили. Можно сказать, с жадностью проглотили еще в тот день, когда я позвонил тебе и сказал, что хочу с тобой увидеться. И что купил автомобиль. И ты согласилась полюбоваться этим автомобилем. А заодно и посмотреть на меня. Помнишь тот день, Мисси?

Она вдруг поняла, что он пытается найти утешение в прошлом.

— Помнишь, Мисси?

— Как же не помнить? Думаю, однако, что чудеса не кончились только с тем днем. Какое-то время еще продолжались. Для цингареллы. И разве не было чудом рождение Катюши, Густи? Не будем гневить судьбу. Мне повезло на многие чудеса. Незабываемые турне, гастроли.

— Да. Совсем плохи дела, если в нашем возрасте начинаем жить только прошлым. Хватит. Будем смотреть на вещи здраво. Не надо падать духом. Ты очень устала. Мне опостылело одиночество. И потом… Что тут скрывать? Эти итальянцы, которые окружают тебя, вызывают…

— Густи!..

— Да, да. Представь себе — ревную.

Мария горько улыбнулась.

— Могу только повторить твои слова: «Нашел время…»

— Понимаю: ты, конечно, права. К тому же оба мы переутомлены и измучены. Да. Кончатся съемки, и опять будем вместе, отдохнешь, и все войдет в норму.

Он приободрял ее, хотя на самом деле сам нуждался в этом.

— Что касается меня, Густи, то я мечтаю о работе. Бездействие, столько времени не петь — это труднее, чем самая напряженная работа…

Где-то в конце состава подал свисток паровоз, и поезд загрохотал колесами по мосту, перекинутому через небольшой ручеек, лениво пробегавший между еще зелеными холмами. И тут же остановился на маленькой станции, чистенькой и нарядной, сверкавшей, будто леденец. В следующее мгновение перед глазами оказалась надпись: «Хейдельберг». Боже, как давно это было… Они приезжали сюда на гастроли с Тиллой. А Вилли Форст? Старинная хейдельбергская песня. Молодость. Надежды.