— Раз ветер дует с фабрики, значит, кто-то пакостил из ревности директору или Мозжейкиной, — рассудительно произносит Кромов.

— Кроме ревности, ничего в голову не приходило?

— Почему? Возникали и другие версии. Например — кто-то желает «съесть» директора фабрики.

— Или начальника планового отдела, — подсказывает Добровольский.

— Или ее… Но звонила все-таки женщина. Поэтому я и надумал посетить всех недавно уволившихся дам.

Добровольский хмыкает:

— Остановился на ревности.

— Как на основной версии, — кивает Кромов.

— А почему не стал дотошничать на фабрике? Там же тоже одни женщины.

Оперуполномоченный улыбается:

— Я же всех их видел…

— Интуиция? — иронически осведомляется Добровольский.

Кромов отвечает риторическим вопросом:

— Куда от нее денешься?!

Дом был недавно выстроенный, с неподключенным лифтом, и оперуполномоченному пришлось карабкаться на десятый этаж пешком. Комната, в которой он оказался немного отдышавшись и позвонив в нужную дверь, дышала вдовьим уютом. Чувствовалось, что живет здесь женщина, но женщина довольно сурового нрава. Никаких флаконов на трюмо, никаких салфеточек, никаких предметов дамского туалета на стульях и диване. Мужчиной здесь тоже не пахло, даже приходящим. Правда, на столе блистала хрусталем пепельница, но назначение ее было, скорее всего, чисто символическое, и едва ли ее когда-либо оскверняло прикосновение горящей сигареты или папиросы.

Тридцатилетняя Анна Копылова, бывшая копировщица фабрики «Художественная роспись», сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела не на Кромова, а в пол.

— Почему ушла? — переспросила она. — Не понравилось… Устраивалась, обещали премии, тринадцатую, а вышло, что целыми днями глаза портила за сто рэ в месяц. Цветочки маразматические на кальку переводила, будто на них свет клином сошелся. Ну разве нельзя сделать на платках что-нибудь модное, яркое… Ведь все наши изделия на складах оседали, никто не покупал. И вообще, фабрику, вроде, собирались закрывать, потому что она, кроме вреда, ничего не приносила. Как-то я вместо главного художника на планерку пришла, так слышала, как Людмила Васильевна, начальник планового, говорила, что прибыли мы не даем, а даже наоборот — долгу почти два миллиона. Представляете?!

— Значит, премий не было, — констатировал оперуполномоченный.