– Ты, маленький паршивец, получишь у меня за это! – заорал он, когда Криса вытаскивали из камеры.

Только когда его подвели к пульту контроля, Крису удалось спросить, куда они идут. Однако внятного ответа он не получил.

– Ты ведешь себя как скотина, – сказал надзиратель, – и обращаться с тобой будут соответственно.

Он привел Криса к одиночной камере. Перед тем как снять с него наручники, надзиратель пошарил под матрасом. Подушки там не было.

Не говоря ни слова, надзиратель освободил руки Криса и оставил его в одиночестве.

– Эй! – прокричал Крис, бросаясь к двери, целиком металлической, не считая прорези, через которую подавался поднос с едой, и просунул пальцы в прорезь. – Вы не можете так со мной поступить. Вы должны провести дисциплинарное разбирательство.

Из коридора послышался смех.

Крис опустился на пол и с мрачным видом огляделся по сторонам. Он предполагал, что после отбытия наказания его ждет дисциплинарное разбирательство. А до тех пор он застрял в этой поганой дыре, причем неизвестно насколько. Маленькую камеру не убирали после предыдущего постояльца: в углу осталась лужица рвоты и одна стена была испачкана фекалиями.

Крис подпрыгнул, пытаясь дотянуться до трехдюймовой полки над душем, – может, кто-нибудь там что-то оставил. Потом порылся под матрасом и прибитой к полу койкой – ничего. Наконец он принял прежнее положение, съежившись у двери и подтянув колени к груди, давясь при каждом вдохе.

В 12:15 через прорезь в двери подали ланч.

В 14:30 мимо одиночной камеры проходили в спортивный зал заключенные из блока строгого режима. Один из них плюнул в прорезь, и по рубашке Криса сзади стала стекать слизь.

В 15:45, когда мужчины из блока общего режима подошли к спортивному залу, Крис снял рубашку и засунул ее под дверь. Он подождал, пока кто-нибудь не споткнется о рубашку, и потом осторожно втянул ее назад. Кто-то – он решил, что Стив, – подбросил ему ручку.

Крис попытался рисовать на стенах, но паста из ручки не оставляла следов на газобетоне. Как и на металлической койке или на душевой кабинке, и ему оставалось только одно. В следующие три часа до обеда Крис разрисовывал свои тюремные штаны и рубашку какими-то дикими каракулями, напомнившими ему о художественном дудлинге Эмили.

После обеда он лежал на спине, перебирая в уме все тренировочные эстафеты, которые расписывал его тренер на доске в раздевалке, потом скрестил руки на груди и представил себе, как кровь циркулирует от сердца к артериям и венам.

Услышав за дверью скрип ботинок на резиновой подошве, он решил, что это ему померещилось.