— Да, конечно.

— Сегодня, нет, завтра утром — знаешь старый бельведер? Островок? Ну, пруд выше по течению реки — с водопадом?

— А как же.

— Хорошо.

Глубоко вздохнув и повторив «ну ладно», она подробно объяснила Оберону, что делать, велела точно следовать указаниям и назвала причины, почему это нужно, но не все; он, как в тумане, согласился — все мыслимые возражения против подобной затеи и подобных резонов он уже выплакал.

Дверь, ведущая в огород, открылась, и на пороге появился Смоки; но еще раньше, когда он огибал угол летней кухни, Элис потрепала Оберона по ладони, улыбнулась и прижала указательный палец сначала к своим губам, а потом к его.

— На ужин кролик? — С этими словами Смоки вошел в кухню. — А что у нас за праздник? — Заметив Оберона, он вздрогнул, застыл на месте и уронил книги, которые нес под мышкой.

— Привет-привет, — сказал Оберон, обрадованный тем, что наконец смог кого-то застать врасплох.

Поворачиваюсь потихоньку

Софи тоже знала, что Оберон возвращается, хотя ожидала его только через день, поскольку не рассчитывала на автобус. На языке вертелось множество советов и вопросов; но Оберон не желал слушать советы, да и на расспросы бы не ответил: пришлось пока довольствоваться теми сведениями, которыми Оберон счел нужным поделиться, хотя отчет за полтора года был далеко не полон.

За обедом Софи сказала:

— Ну что ж. Замечательно, что все теперь дома. Хотя бы на один день.

Оберон, который поглощал кушанья, как человек, не один месяц питавшийся хот-догами и черствыми бутербродами с сыром, поднял на нее взгляд, но она смотрела в сторону, не заметив, очевидно, что сказала не то; Тейси начала рассказывать о разводе Черри Лейк, не пробывшей замужем и года.

— Вкуснятина, ма. — Оберон, удивляясь, положил себе добавки.

Позднее, в библиотеке, они со Смоки обменялись городами: у Смоки впечатления были многолетней давности, у Оберона — свежие.

— Самое лучшее, — говорил Смоки, — или самое волнующее — это чувство, что ты находишься в гуще событий. Ну, то есть, даже сидя дома, ты чувствуешь, знаешь: снаружи, на улицах, в домах, жизнь кипит, трах-бах, и ты в ней участвуешь, а все прочие, которые живут где-то еще, плетутся далеко позади. Понимаешь, о чем я?

— Вроде понимаю. Но сейчас все иначе.

Похожий на Гамлета в черном свитере и черных брюках, которые нашел среди своих старых вещей, Оберон сидел, несколько скрючившись, в высоком кресле с кожаной обивкой, прибитой гвоздиками. Единственный огонек отражался в бутылке бренди, которую открыл Смоки. Элис предложила ему и Оберону наговориться вволю, но им оказалось трудно найти тему.