Некоторое время мы со змеей смотрим друг на друга. Я молчу. У нас с ней нет общего языка, однако существуют и другие способы передать мысли. Как когда-то, целую жизнь назад, я смотрела в глаза древесному медведю, так и теперь заглядываю в глаза змее, делюсь с ней болью, безысходностью и прикладываю изуродованную руку к решетке. Змея медленно подвигает ко мне свою головку, раздвоенный язычок лижет мою кожу, мою кровь. А потом с удивительной точностью она всаживает клыки в мою плоть.

Боль моментально проходит, не совсем, но достаточно для того, чтобы стать выносимой, и меня охватывает облегчение. Хотя эффект наверняка временный, змея отдала мне свой яд, как подарок одной пленнице от другой.

Когда она разжимает челюсти, я отнимаю руку и открываю клетку. На замок Гай считал необходимым закрывать только мою дверцу. Свобода – единственное, чем я могу отплатить гадюке, но мне некогда ждать и наблюдать, как она выползает наружу, я уже занята тем, что открываю все остальные клетки, позволяя животным выбраться, если у них хватит сил. Птицы машут слабыми крылышками и летят к воздуху, грызуны юркают в трещины стен, а змеи извиваются в пыли, сливаясь с ней цветом. В последней клетке сидит маленькая черная чайка. Она беззвучно пищит на меня – немая и жуткая. Я, как могу, подхватываю пичугу и вынимаю из заточения. Она тощенькая и слабенькая, а потухший взгляд молит о смерти.

– Не сегодня, подружка, – шепчу я.

Я доношу чайку до выхода и позволяю ветру потрепать ее перышки. Чайка открывает клюв, но никакого звука не следует, – печальное зрелище. Я наполняю волшебство своим негодованием и с облегчением чувствую, как оно снова поднимается на поверхность, – на сей раз еще быстрее – и закрываю глаза.

– Талла.

Я приказываю птице говорить, посылаю волшебство заполнить оставшуюся после воровства Гая пустоту. Под кожей пузырится жар, кровь закипает силой, которая передается чайке, окутывая ее энергией и возвращая украденное.

Воздух оглашается сладким пением. Я открываю глаза и вижу, как пичуга заливается от всего сердца. У меня получилось! Но нет времени радоваться даже чуду.

– Мне нужна твоя помощь, – дышу я ей на ушко. – Найди Коготка и пришли его ко мне. Ты справишься?

Пичуга пищит, но уверенности в ней нет. Полет предстоит долгий, а ее тельце пусто.

– Ничего страшного, – говорю я, поглаживая нежную головку. – Я помогу.

И я снова концентрируюсь на энергии, все еще зудящей в кончиках пальцев. Я собираюсь поделиться с птицей жизнью, а у меня нет никакой другой, кроме моей собственной. Я не стану красть чужую, как Гай.