Лошади, взятые в лойнарских конюшнях, оказались выносливыми и послушными, не норовистыми. Судя по всему, пещерные эльфийки периодически бывали в человеческом городе — их провожатая, сухая и жилистая женщина с целой кучей длинных кос разной толщины, привела их прямиком к заправляющему конюшней, перемолвилась парой слов с ним, и тот беспрекословно провел их к стойлам, позволив женщинам выбрать себе коней. И при том ни гроша с них не взял — лишь честное слово, что за животными будет надлежащий уход, и что они вернутся домой.

— Оставите в конюшне Трегорья — там аккурат и пограничный пост рядом, сядете к кому на телегу да доедете. Вы уж простите, что не дальше… Эллоинские, сами понимаете, — говорил он, наблюдая, как Мара подтягивает стремена, — Так что не загубите — уж больно много я в них вложил. Не только золота, знамо дело…

И впрямь, гнедая Ярушка, доставшаяся Маре, была спокойной, сильной, холодов не боялась и шла через снег так легко, словно танцевала. Ведьма следила за животными, готовая использовать энергии, чтоб помочь тем, если сил не останется, однако пока что ей ни разу не пришлось звать Бессмертного на помощь. Впрочем, он наверняка помогал им незримо, а потому всякое утро Мара благодарила его за то, что пока что их путь был легок и быстр.

Несмотря на практически не меняющийся пейзаж, несмотря на холод, пробирающийся в рукава и болезненно пощипывающий кожу на запястьях, несмотря на почти незаметную, однако постоянную тоску по тиши Гарварнского леса, Мара чувствовала себя так, словно спустя века очнулась от долгого сна и теперь наконец наполняется жизнью. С самого утра и до самого вечера они с Даэн не могли наговориться, узнавая друг друга в каждый миг этого времени, вобравшего в себя все прошлое, настоящее и будущее. Мара ощущала, как сердце отзывается на каждое слово Птицы, отзывается радостным криком: «Я знала тебя! Тысячи лет я знала тебя!». Это и впрямь было так — боги свели их столько веков назад, что теперь им оставалось лишь прислушиваться и тихонько улыбаться, ощущая эти золотые нити, что перевили их так давно. И в этом ведьма видела Бога — смеющегося, юного, доброго, того самого, что плел вечный узор среди звезд, того самого, что заплел их судьбы в одну.

Сейчас над ними раскрыла свои прозрачные крылья тишина, и Мара ощущала ее нежное спокойное прикосновение — мягче пера и легче пуха. Молчать с Даэн было хорошо и правильно, и впервые не приходилось искать слова, темы для бесед — все приходило само, коротким воспоминанием, яркой цветной картинкой, и уж тогда слова сами лились, складываясь не то в сказку, не то в песнь, не то в жизнь. Как же волшебно и странно ты ведешь нас, Бессмертный — я и не углядела, когда разница меж сказкой и нашим «сейчас» исчезла. И когда ты только успел?