За окном по-прежнему стояла чернильная темень, и где-то далеко — на самом краю селения, на дальней околице — лаяла собака, прогоняя от дома заплутавших пьянчуг. Теплый изгиб тела Атеа был под рукой, и она тихонько сопела в шею Меред, затаив дыхание, словно дитя, слушающее волшебную сказку. Когда девушка из Паррена умолкла, Лебедь ждала еще несколько мгновений продолжения, а потом тихо выдохнула:

— Ты рассказывала мне это когда-то… мы еще были совсем маленькие. Я тогда не поверила тебе. Почему ты не сказала, что это — правда?

— Ну, сейчас ведь поверила, — пожала плечами Меред, — Вера приходит тогда, когда в ней есть нужда. Раньше ты была куда более непримиримой. И слишком много думала о себе и своих бедах. Ты не смогла бы тогда понять, что чудеса могут где-то случаться без тебя.

— Я и сейчас считаю, что чудеса не могут случаться без меня, — фыркнула девушка, — Вы все не способны оценить красоту игры богов — потому с вами все случается так, будто бы… ну, не знаю. Будто бы это — что-то обычное, простое, и вы забываете об этом на следующий же день. Я же помню, — в голосе ее послышалась усмешка, — Я запоминаю все. И принимаю все, что мне дают. Сегодня мне дали дивный сон, Меред, дорогая, и я тебе клянусь, что вы все будете локти кусать, когда одна из тех пташечек придет ко мне и предложит мне полетать. Я прямо вижу, как Гильдия утопает в слюнях. Или…

— Уймись.

Атеа расхохоталась куда-то в плечо Меред, и девушка вдруг поняла, что ей не холодно. Стылый и зябкий воздух не кусал кожу, и под одеялом стало тепло и уютно. Раньше Меред удавилась бы от такой близости с ней — а сейчас ей впервые за такое долгое время стало спокойно. Лебедь затихла, устроив руку на широкой груди Птицы и чуть постукивая пальцами по ребрам молодой женщины. На соседней кровати тихо-тихо спала Тэарга, и Меред отстраненно подумала о том, что и вовсе забыла о ведьме. Она по-прежнему шла за ними по пятам сумрачной тенью, и Меред по-прежнему не понимала, что эльфийской колдунье понадобилось от них — однако о ней она будет думать потом. Не сейчас.

— Какое имя тебе дали во время Второго Посвящения? — вдруг спросила Атеа, и Меред удивленно вздернула брови.

— Ты ведь спрашивала — и не раз.

— Спрашивала — и ты так ничего мне и не сказала, — тихо ответила ей Лебедь, — Как тебя нарекли, Меред? Почему ты это прячешь?

Меред вдруг рассмеялась, ощущая странную легкость в груди — такую же, какая бывает, когда стоишь на обрыве, у самого края, когда ветер ерошит жесткими пальцами волосы и толкает в спину, почти что шепчет — Лети, и ты раскидываешь руки, запрокидывая голову… Кажется, он вот-вот подхватит под локти, и ты и впрямь взлетишь, словно самая настоящая птица.