— Я не знаю, как… — залепетала Мара, отстраненно понимая, что это звучит совсем по-детски — но что-то внутри нее отчаянно цеплялось за эту усталость и бессилие, словно оно могло что-то оправдать. Словно проще было оставить все и плыть по течению, дожидаясь того часа, когда неотвратимое сомнет их, поглотит и сотрет в пыль и звездный песок, из которого потом будут рождены новые миры — потому что так было всегда. Потому что молча ждать своей судьбы было гораздо проще, чем встать в полный рост и один-единственный раз сказать твердое «нет».

— Ты знаешь. Ты все знаешь, — Даэн сейчас казалась ей совсем другой — несгибаемой, жесткой, и почему-то Маре нестерпимо хотелось, чтоб она замолчала. Чтоб она просто взяла ее на руки и убаюкала, словно ребенка, чтоб сказала, что все кончено, и что вся неимоверная тяжесть ответственности, что легла на их плечи сейчас, ушла. Что ее просто не стало… — Бояться — это не плохо, Мара, — ее голос стал мягче, нежнее. Ведьма подняла на нее измученный взгляд, — Плохо — остаться в этом страхе и позволить ему пожрать себя. Не позволяй. Ты ведь сама говорила мне — больше и нет ничего, кроме того, во что мы сами верим. Все, что страшит тебя — предрассветная мгла. А перед рассветом, сама знаешь, всегда самый темный час.

У тебя ничего не получится… Ни у кого из вас. Мое время уже пришло — я на твоем пороге. Все, что тебе остается — смотреть, как твой мир замирает, покорный моей воле. Так гляди и не противься — и я позволю тебе уйти без боли. Впусти меня. Шепот, раскалывающий череп, прошелестел в ее голове, и Мара застонала, ощущая, как боль становится физической, настоящей. Она пронзала все тело, каждую кость, каждую жилку и каждую клеточку, она отравляла, и ни на чем ином ведьма не могла концентрироваться. Сила Бессмертного не отзывалась, словно Мара навсегда потеряла связь с Ним — и от того стало еще хуже. Даэн держала ее, обхватив плечи, и сквозь свистящие волны чужого голоса ведьма слышала ее — но так слабо, словно осталось лишь эхо, осколок звука, но не более того.

Ты — ничто, лишь пепел на жерновах миров. Признай. Ты сама знаешь это.

Мара сипло вскрикнула, когда позвоночник прошило огнем — как раз там, где ее энергетическая оболочка была сшита ворожбой Слепой Мэг. Ровно одна секунда понадобилась ей для того, чтоб понять: чужая воля сейчас расплетет вязь теней, уже ставшую частью ее силы, и тогда рана откроется вновь. И никто не сможет спасти ее.

Под веками было белым-бело, а тело выкручивало так, словно все горы мира ныне дробили ее кости, пытаясь раздавить ее под своей громадой. Шепот становился громче, навязчивей, и она уже ощущала, как истлевает первая нить-тень, которой эльфийская ведьма стягивала ее энергетическую рану. Да, Слепая Мэг изменила их структуру и суть, обратив их в силы Бессмертного, однако там по-прежнему было хрупко и тонко — Мара видела это всякий раз, когда оглядывала себя колдовским зрением. Боль вгрызлась еще сильнее, и ведьма поняла, что если сейчас ничего не предпринять, она проиграет, даже не начав сражаться.