Виска расхохоталась, наблюдая, как дочь испуганным чумазым котенком шмыгнула ей под руки, а Грайна нависла над ними обеими, словно грозовая туча. За окном носились беззаботные стрижи и пела молодая, звонкая весна.

Воспоминание было далеким, смутным, размытым. Мара не помнила, зачем Грайна уходила в Небесный Город, однако детское воображение, растревоженное рассказами старухи, живо рисовало невиданной красоты столицу с белыми летящими башнями, длинными лестницами, высокими мостами. Там должно было быть хорошо по осени, когда листья в садах начинали золотиться и терялись в густой сочной синеве неба, а закаты падали прямо за край. Если Мара все верно поняла, ведуны Эллоина умудрились поднять над землей огромный пласт, сделав своеобразное плато прямо на ровном месте, среди пологих холмов и равнин, а на нем выстроили свой город, куда и посадили императора.

— А что-нибудь о Небесном Городе тебе ведомо? — она взглянула на Даэн, и Коршун лишь пожала плечами.

— Нет. Этот регион находится слишком далеко от Келерии. Возможно, Лорелей и контактирует с кем-то оттуда, однако нам эту информацию не разглашают. Наше дело — не политика, — она вздохнула, — Поэтому я не совсем понимаю, что делаю здесь и сейчас в качестве представителя всей Гильдии. В качестве твоей защитницы и спутницы — понимаю, а вот все остальное…

— Я, в общем-то, тоже не особо понимаю, что делаю, и что делать в целом, — рассудительно молвила ведьма, находя ее холодную сухую ладонь и чуть сжимая ее пальцы в своих. Даэн подняла на нее глаза, и на лицо ее легла едва заметная тень улыбки. Мара тоже улыбнулась в ответ, — Сама же мне баяла о том, что справимся, что все решится. Вот и не думай о дурном.

— А я прямо так погружена в смурные мысли, — иронично прищурилась Птица, вскидывая красивую бровь дугой, и Мара фыркнула: вот уж точно. Если Даэн и думала о чем-то недобром, то прятала это так умело, что даже чуткая к миру и к этой женщине Мара не смогла бы сказать, что ее тревожило. Лишь когда Коршун сама показывала это — не иначе.

Солнце поднималось все выше, и, когда Мара с Даэн подошли к широкому мосту из светлого, грубо отесанного камня, небо стало совсем уж голубым и прозрачным, чистым-чистым. Женщины пропустили небольшую подводу, идущую из города, и Мара отстраненно подумала, что за это короткое время она увидела куда больше людей, чем за всю свою жизнь в лесу — там повсюду сновали лишь духи, прозрачные и тонкие, говорящие на ином языке, жившие совершенно иной жизнью. Сейчас же вокруг нее постоянно был шум и гам, человеческий переполох, и это было странно: с одной стороны, невероятно хорошо, но с другой — едва ли Мара смогла бы однажды променять свой тихий уютный быт на сети городов из камня и вечную суматоху.