– Анна!

Амир окаменел. Он решил, что ему почудился этот голос, в точности как прежде голоса Мюниварея и Орбалуна. Но, обернувшись, увидел, что держащая его рука реальна и принадлежит она Кабиру. Кабир был голый по пояс, с обернутым вокруг головы полотенцем. Свободной рукой он поддерживал ящик с духами. На руке и спине виднелись шрамы, уже подсохшие за те три дня, что он провел на тропе пряностей. По лицу сбегали капли пота, но при всем при том на лице у парнишки светилась широкая улыбка, как если бы теперь все стало лучше, – теперь, когда Амир тут.

– Анна, ты пришел!

Амир огляделся. И верно, тут были и другие носители из Ралухи: разошлись по рынку, собирая заказы или исполняя особые поручения. Амир тут же снял ящик с головы Кабира, избавив его от ноши.

– Я… да, конечно, – выдавил он, оглядывая брата с головы до пят.

Этого не должно было случиться. Врата, именно это он хотел предотвратить.

– Ты… тебе тяжело? – спросил он у Кабира, проводя пальцем по одному из рубцов.

Мальчик даже не поморщился.

– От этого? – Кабир поцокал языком, подмигнул. – Га! В Чаше мне приходилось таскать ящики потяжелее, анна! Это пустяки. Дхиру-на и Панджаварнам-диди оба помогали мне с тюками. Они такие добрые. Однако… – Он нахмурил лоб, рассматривая Амира в иллюзорном освещении парфюмерного рынка. – Нам же вроде запрещено надевать нарядные курты во время носительства, а? Ты где ее раздобыл? Можешь достать мне такую же? С зеркальными пуговицами – такую надевает Карим-бхай, когда поет в Чаше у костра.

Амир спохватился, что на нем все еще та самая курта с праздника афсал-дина. И туфли. Он улыбнулся и погладил Кабира по волосам:

– Только если ты нарисуешь для меня Талашшук, когда мы вернемся домой.

– Домой, верно. – Грудь Кабира печально поднялась и опустилась. – Амма спрашивала про тебя.

В последний раз он виделся с матерью в ту ночь у костра. На следующее утро, пока мама готовила, с животом, грозящим взорваться через несколько дней, Амир на цыпочках выбрался из дома, чтобы отправиться с Карим-бхаем к Пирамиде и выкрасть назад у Хасмина олум. Врата, это так отдавало предыдущей жизнью.

– Как там амма?

Кабир пожал плечами:

– Карим-бхай сказал, что ты исполняешь некое поручение махараджи Орбалуна. Это правда? Поэтому ты здесь?

Дерьмо.

Он поднял глаза. Ни Мадиры, ни Харини, ни Калей нигде не было видно. При появлении Кабира он напрочь позабыл о них. В лавке Фалакнамы теперь толклись другие посетители. Страх захлестнул его усталое тело, Амир лихорадочно завертел головой, ища признаки хоть какой-нибудь из этих женщин. Сердце от дурманящего запаха духов размякло, а от тяжких дум бухало в груди, как жернов.