Харини несколько раз глубоко вдохнула, прижимая руку к колотящемуся сердцу. Амир смотрел на нее как зачарованный.

– Поэтому не спрашивай меня, Амир, сработает ли план, – продолжила девушка. – Сама не ведаю. Знаю, как много поставлено на кон, но знаю также, что хочу, чтобы это сработало. Ради тебя, ради нас.

– Харини… – начал было Амир, но что-то привлекло его внимание.

Ведущая в темницу дверь в основании горы отворилась, из нее появилась колонна джанакских човкидаров, первые лучи рассвета блестели на их белых волосах. За ними, в цепях, длинной шеренгой тянулись пленники из вратокасты, захваченные флотом джанакари. Впереди процессии виднелась внушительная фигура Секарана. Избитые и измученные, обитатели Черных Бухт плелись за човкидарами по узкой тропе в тени горы.

Перед самым закрытием двери из нее, пошатываясь, вышел на свет холодного утра последний из приговоренных к Завитку.

Это был Карим-бхай.

Амир побежал вниз по тропе пряностей к линии заключенных. Нет, нет, нет. В последний раз он видел Карим-бхая перед камерой Илангована, сдерживающим нападение Хасмина. Выходит, човкидар схватил его? Врата, нельзя было бросать Карим-бхая одного!

Амир поскользнулся на гравии, и джанакари заметили его. Пленники из вратокасты приостановили свой траурный марш, наблюдая за ним. На лице Секарана застыла суровая мина.

– Он не сделал ничего дурного! – крикнул Амир, ни к кому конкретно не обращаясь.

Карим-бхай покачал головой, как если бы не ожидал такой глупости в столь ранний час дня.

Трое човкидаров преградили Амиру дорогу и схватили его. Один верно разглядел клеймо у него на горле и решил, будто это один из Обреченных.

– Заковать этого и поставить в линию, – распорядился он.

– Отпустите его, – прозвучал со склона строгий приказ.

Харини последовала за Амиром. Окруженная свитой из халдивиров, она сурово взирала на човкидаров до тех пор, пока те не поняли, кто она такая и что означает ее вмешательство.

– Амир, ты ему здесь не поможешь, – продолжила Харини. – Нужно не спорить с этими стражниками, но поговорить с Орбалуном.

– Пулла, не валяй дурака, – промолвил Карим-бхай разбитыми губами. – Со мной все будет хорошо. Со мной всегда все хорошо.

– Этого не должно было случиться. – Амир мотал головой, пытаясь вырываясь из рук удерживающих его човкидаров. – Я освобожу тебя, бхай.

– Ничего у тебя не выйдет, – возразил спокойно Карим-бхай. – Никогда еще не чувствовал я такого удовлетворения, как в тот миг, когда открыл дверь в камеру Илангована. Это куда более захватывающее приключение, чем стащить печать из покоев Сумана-Коти, хо! – Он усмехнулся и, к удивлению Амира, подмигнул, кивнув в сторону Харини. – И я пел рядом с великой устад. Обрести такую славу – значит распрощаться с жизнью наилучшим образом.