– Замечательно, – сказала рани Каивалья. – Всегда приятно оказать Орбе услугу в расчете сквитаться в будущем.

Она протянула руку, но только Калей.

Ну, само собой.

Калей спокойно протянула свою.

Пойти во Внешние земли и вернуться живым – разве это могло быть правдой? Больше похоже на одну из историй, какие Карим-бхай мог бы рассказывать детишкам в Чаше, сидя у костра. Историй, которые Амир некогда презирал, потому что они напоминали ему про аппу. Зато другие ребятишки проглатывали их, как сладкие шарики гулаб джамун.

Хотя Амиру не довелось подержать саму карту в руках, он знал, что она реальна. Выдумать такое никому не под силу. И, стоя на границе рядом с Калей и глядя на совершенно обычную полосу леса, раскинувшуюся перед ними, он испытал совершенно ошеломительное чувство. Не в ожидании того, что ждет их впереди, но из осознания того, что это место, его реальность, означают для него. Аппа был жив. И пытался вернуться. Аппа был жив не далее как две недели назад. Две недели!

За последние несколько часов Амир настойчиво старался вытеснить этот кусок полученных сведений из своих мыслей. По правде говоря, он не понимал, как с этим быть. Если это было возрождение печали, то он не знал, как оно выглядит и чем новая печаль отличается от той, что уже поселилась у него глубоко в душе. Что он в самом деле чувствовал, так это необходимость исполнять долг. На него словно в какой-то степени падали вина и ответственность за былой отказ верить в сумасбродные теории отца. И теперь, когда теории эти оказались правдой, единственным средством искупить свое отношение к нему было возродить мечту, умершую на залитых кровью ступенях Чаши.

Мадира сумела разглядеть эту мечту. Харини тоже. Вот и Амир сможет, почему нет? И может, даже увидит нечто большее, чем они.

С заоблачной выси, окружающей аранманай Каивальи, донесся пронзительный крик Бессмертного Сына. Уста бдили. Амир тряхнул головой. Надеяться – это так больно. В его жизни надежда никогда не заканчивалась ничем, кроме поражения, а надеяться без шансов на успех еще хуже, чем не надеяться вовсе.

Может быть, в этот раз все будет иначе.

Он держал в руке Яд и вернул его Мадире – не без причины. Стук сердца в груди говорил, что есть еще часть грядущего, которое он способен изваять из покрытых писаниями колонн былого и настоящего. Что бегство в Черные Бухты – не единственный исход для чашника. Да, там достойная жизнь, построенная на труде, поте и грабеже. Но это и жизнь с изъяном, жизнь на время. Если можно дать своей семье и Чаше нечто большее, не требующее расплачиваться за достоинство и свободу запятнанной совестью, то какой же чашник откажется от такого шанса?