– Думаю, лучше будет молиться, чтобы он не вздумал преследовать нас по собственной инициативе. У нас, в отличие от тети, нет кавесты, чтобы скрыть от него наш след.
Амир поколебался:
– Знаешь, он чует меня.
Калей не остановилась, побуждая его пояснить мысль, и он продолжил:
– Уста знают.
– Бессмертные Сыны связаны с Устами, как и Врата. Они – глаза и уши Уст во Внешних землях, а теперь, надо полагать, и в восьми королевствах.
Похоже, Калей угнетала мысль, что Уста вторгаются в восемь королевств посредством подобных созданий, рыщущих по лесам. Это не сочеталось с ее трактовкой писаний. Много чего не сочеталось – взять хотя бы тот факт, что она шла сейчас по землям, посещать которые смертным категорически воспрещалось.
И тем не менее.
Амиру приходилось постоянно напоминать себе, что опыта нахождения во Внешних землях у Калей ничуть не больше, чем у него. В голову ей вложена карта, но это не мешает ей пищать и вздрагивать при каждом неожиданном звуке. Он пытался понять, не сейчас ли ему предстала настоящая Калей.
Жаль только, что собеседник из нее неважный.
Тишина в лесу была еще более пугающей, чем в Амарохи. То была тишина, отлитая из звуков, к которым Амир не привык. Треск кустов, шорох листьев, вездесущий гомон птиц и насекомых – и интервалы между этими звуками были похожи на задержку дыхания. Амиру, родившемуся среди суеты и шума Ралухи, в бурлении Чаши, этот покой казался тревожным. Хотя разум говорил, что назад оглядываться нет смысла, желание вернуться к привычному укладу донимало, как зуд, и Амира так и подмывало чесать до тех пор, пока нарыв не лопнет и не выступит кровь. Он сосредоточился на том, чтобы переставлять одну ногу за другой, одновременно мечтая о солнце и возможности заполучить в собеседники кого-то, кроме натренированной убийцы, шагающей впереди.
Амир переживал, как бы Калей не забыла фрагменты карты, которую ее заставили выучить наизусть. Если она постаралась выбросить науку тети из головы и предать себя Устам, можно ли поручиться, что у нее в памяти до сих пор остались все направления?
Эх, сбиться с пути в одном шаге от свободы. Какая ирония.
К закату они добрались до подножия поросшего лесом холма, в склоне которого виднелся вход в пещеру. Калей предложила встать здесь на ночевку. Было холодно, Амира била дрожь, и его воспоминания начали путаться.
Главное, чтобы у Калей они не путались.
Взгляд его не отрывался от входа в пещеру. Казалось, каждый лунный блик, каждый мимолетный шорох предвещают появление почуявшего кровь врага. Амир привык жить в четырех стенах из кирпича или глины, но его пугала перспектива оказаться под нависающим над головой каменным сводом, когда холод клещами впивается в тело, пробираясь через открытый зев пещеры. Нет нужды говорить, Калей не совсем убедила его в необходимости останавливаться тут на ночь. Ярко светила луна, освещая тропу. Но девушка в ответ так посмотрела на него, что Амир осекся и решил держать язык за зубами.