Венда вцепилась пальцами в сухую траву и с ужасом следила, как птица улетает прочь и исчезает в потоке воды. Что, что, что она теперь скажет Айлеку?!
– Язычество, – недовольно проскрипел Атлас и удалился.
δ
δ
Айлек сам не заметил, как остался один. Венда ушла почти сразу: ей было скучно обсуждать традицию с записочками, которые на зимнее и летнее солнцестояние отправляли в общину тысячи флорийцев и даже некоторые ориендельцы. Фелтон припомнил, что матушка дважды в год исправно строчила длинное письмо в Орден Орили, выспрашивая у детей все их желания. Айлеку такая домашняя традиция показалась милой, но Фелтон скривился, рассказывая эту историю. Разговор он продолжать не стал и вскоре убежал, сославшись на усталость. Айлек же ещё долго беседовал с Надиром на костровой площадке перед трапезной, пока монах тоже не ушёл.
Сразу за трапезной располагалась кухня, а за кухней ровными рядами тянулись огороды и аптекарский сад. Даже на расстоянии Айлек чувствовал, как в саду размеренно и неторопливо тянутся к небесам ростки лечебных трав. И когда Надир удалился, ноги сами понесли Айлека в ту сторону.
Приоткрыв калитку, он прокрался в сад, где в столь поздний час, разумеется, никого не было, и опустился на землю. Минута шла за минутой. Айлек сидел без движения и молча вдыхал в себя шелест листьев, ласковый шёпот бутонов и шорох корней.
Он провёл рукой по жёстким листьям цитронеллы, помог семенам рёмерии выпасть из созревших коробочек – и вдруг застыл. В двух шагах от него из темноты проступили кудрявые кустики искры. Айлек и не знал, что искра растёт где‐то ещё кроме общины травников. Он протянул руку, отдёрнул… Однако соблазн был слишком велик.
Травники вываривали искру, настаивали на меду и масле: так она сохраняла свои лечебные свойства и больше не вызывала помутнение рассудка, в отличие от свежих листьев. Именно такие были сейчас под рукой у Айлека… Он бережно оборвал с полдюжины тонких стеблей, горсть листьев положил в карман, а остальное высыпал в рот и разжевал – с наслаждением, смакуя уже позабытый терпкий вкус.
Свежая, ничем не обработанная искра таяла во рту. Айлек лёг прямо на холодную землю и раскинул руки, ожидая, когда лекарство подействует – лекарство не для тела, но для души.
Наконец мир вокруг начал меняться. С неба посыпались звёзды. В горле бурлило и клокотало – то ли от смеха, то ли от слёз. Айлек вырвался из собственного тела и взглянул на него со стороны. Из распоротой груди по капле вытекало всё его существо, чтобы мгновенно впитаться в жадную землю. Из земли прорастали вишнёвые и облепиховые деревья. Они цвели все скопом: белым, красным, золотым. Среди цветов и зелени мелькали длинные блестящие волосы, тёмные, как ягоды чёрной малины. Раскосые глаза дразнили, и бледные руки тянулись к нему. Марель манила Айлека, требуя подойти ближе. Но он – не мог. Он был распят на мокрой от собственной крови земле. Он сам был – земля…