– Скажите. Чего вам не хватает? – спросил Атлас, как только принцесса скрылась из виду. – Вы приходите к нам потерянные. Каждый из вас страдает по-своему. Мы пытаемся помочь. Что делает вас таким несчастливым, что приходится терзать свою душу дурманом?

Судя по тону, Атлас вовсе не гневался. Скорее, он казался обеспокоенным.

– Наверное, это просто… хм… возраст такой. – Айлек хотел бы уйти от ответа. – В общине травников нас ещё не считают за взрослых…

– Не надо. Не надо пенять на возраст. Мы видим вас хорошо. Так же хорошо, как вы видите нити жизни в этом маковом кустарнике. – Атлас кивнул в сторону зарослей. – Вы не скроете от нас своей тревоги. И мы хотели бы понять. Ясна ли вам самому причина?

Айлек вздохнул.

– Ясна. Но мне трудно об этом говорить.

Больше он ничего не добавил и просто продолжил идти, поддерживая старца.

Атлас долго молчал – они миновали три дома и склад строительных инструментов, – а потом вдруг произнёс:

– Любовь – всегда благо.

Айлек сжал зубы.

– Я не согласен. Моя любовь – проклятие. Она несёт только боль и стыд.

Монахи оборачивались, глядели им вслед. Атлас, разгуливающий под ручку с травником… Что о них думают? Или странности здесь в порядке вещей? Айлек старался отвлечься от разговора, к которому его подталкивал Атлас, но, к несчастью, он был здесь ведомым, а не ведущим. Ведомым чужой рукой, как всегда.

– Вы не понимаете, – с горечью выпалил травник прежде, чем Атлас сумел продолжить, – я вовсе не пытаюсь добиться этой любви. Я пытаюсь её забыть!

– Именно, – кивнул старик и, неожиданно прытко запустив руку в карман Айлека, выхватил горсть кудрявых листьев и бросил их на землю. – Именно это и делает вас несчастным. Одним словом: зачем?

Они остановились там, где деревянный настил обрывался на краю леса и переходил в утоптанную тропинку. Атлас толкнул калитку и провёл Айлека под своды деревьев. Сейчас, при свете дня, лес казался ажурным и прозрачным, пропитанным светотенью. Айлек чувствовал себя по-настоящему спокойно здесь, среди крепких стволов. Он уже давно не испытывал такого умиротворения. Потому, наверное, и решился сказать то, о чём много думал в последние недели.

– Иногда мне кажется… То есть я не уверен, но это сильное ощущение… Как будто я знаю, что случится дальше, – глухо произнёс Айлек, не глядя на Атласа. Он не знал: вдруг такие речи оскорбительны для Орили?

– И оно случается?

– Сложно сказать, – Айлек нахмурился, пытаясь воскресить в памяти паутину предчувствий. – Это не видения, скорее, какие‐то короткие вспышки. Именно поэтому, понимаете… я всегда знал, что та любовь, о которой я стараюсь не думать, – что она закончится плохо. Ранит и расстроит мою общину, разрушит мою семью.