Начиналась весна. Где-то в Европе бушевал китайский коронавирус, но лидеры общественного мнения авторитетно заверяли, что Россия надёжно защищена от пандемии, COVID-19 ненамного опаснее ОРВИ, а если и опасен, то одним древним, почти ветхозаветным старцам. Жизнь налаживалась. Весной всегда так.

Паукана это, разумеется, не касалось. Его весна закончилась, едва начавшись. Он заполз в лабиринт из упаковок стирального порошка и сломанной некрасивой мебели, принадлежащей хозяйке квартиры, бабе Тане, чтобы там найти свой конец: сухая скорлупа со скрюченными лапами, мёртвые глаза таращатся в темноту и покрываются пылью.

Но кладовку Женя решил не открывать до субботней уборки.

Мало ли. Так оно будет надёжнее.

***

Паук вернулся спустя десять дней, когда Женя и думать о нём забыл. Он – Женя – пришёл с работы раньше обычного, потому что объявили режим самоизоляции («всего до конца месяца», ободрил начальник отдела), и застал паука за прогулкой по прихожей, как будто это он был тут хозяином. Если бы у Жени, как в прошлый раз, была папка, он бы её выронил. Волосы на теле опять встали дыбом, но теперь к ним добавились волосы на загривке. Потому что паук вырос.

Раньше он был размером с кисть руки ребёнка. Сейчас – с кисть руки, сука, взрослого. Вымахал настолько, что Женя даже без очков мог рассмотреть особенности строения членистоногого во всей их анатомической безобразности.

Вот только рассматривать совсем не хотелось. Всё та же серая, с подпалинами, шерстистая тварь, переставляющая переломанные лапы на манер какого-то миниатюрного робота, вроде тех, из Boston Dynamics, что показывают на «Ютубе». Над челюстями (хелицерами, поправили бы аранеологи) россыпью смоляных капель чернели глаза. Они пялились на вошедшего с вызовом и возмущённым изумлением: «Здрасьте, давно не виделись. А ты чего так рано?».

Женя забыл, как дышать. Паук остановил свой марш по прихожей и вдруг развернулся к нему. Движение было столь стремительным, что его невозможно было уловить: вот паук идёт в сторону кухни, щёлк, и вот уже изменил положение. Это напоминало плохой монтаж, когда из происходящего на киноэкране вырезано несколько кадров.

Их разделяло три шага. Или два, если шагать широко. Или, если тварина так стремительна, один паучий бросок.

Со стоном – или то был крик? – Женя, не задумываясь, сорвал висевшую у входа деревянную ключницу и метнул в паука. И близко не попал – она врезалась в стену, ободрав цветочки на обоях, и брызнула россыпью ключей, которых в ней хранилось множество, хотя ни одни не подходили к квартирному замку. Одновременно с этим паук припал к полу, раскинув лапы. Женя успел подумать, что теперь-то тот наверняка кинется. Лёгкая головная боль, донимавшая Женю с раннего утра, взбухла багровым пузырём, мгновенно превратив его череп в клокочущую на огне пароварку.