— Да.
— В последнее время вы были ему должны?
— Да, за два месяца. Тридцать рублей.
— Вернули?
— Да.
— Расскажите суду, каким образом.
— Заплатил за запасные части для часов. Своими руками дал старику деньги, который их принес. У Михеила рубля не было… Тут он согласился. Не мог не согласиться, потому что больше всего на свете хотел, чтобы эти про-кля-тые часы снова пошли… А вечером в тот же день, как эта гражданка говорит, мы с ним лез-гин-ку танцевали.
— И вот теперь Пастухов на скамье подсудимых, — назидательно заключил Чудинов.
Думбадзе опустил голову, развел руки.
— Тут я ничего не могу сказать. Закон ость закон. — Он приложил к груди ладонь и повернулся к Пастухову: — Придется отвечать, Михаил. Прости, — сказал он негромко и так, словно они с Пастуховым были одни в зале. — Никог-да себе не прощу, что не добился тогда от тебя, откуда эти часы… Ты бы их через пять минут обратно отнес. Сам бы отнес, я тебя знаю. А теперь поздно. Что сделаешь?
Димов отвернул жесткий, накрахмаленный Вероникой манжет рубахи и незаметно глянул на часы. Если не считать обеденного перерыва, судебное заседание длилось уже третий час. А узел не только не распутывался, но затягивался все туже… Да, Миша Пастухов, ты украл, ты нарушил закон, но нет у меня никакого желания отправлять тебя в тюрьму.
* * *
Бабка Устя на веранде дачи чистила луковицу и прислушивалась к стуку молотка на участке соседа Удочкина. Луковица была молодая, плотная и все норовила выскользнуть из рук бабки Усти. И бабка Устя злилась — на вздрагивающие свои пальцы, на скользкую луковицу, на непослушный, верткий и тупой нож.
Молоток Удочкина стучал громко и торопливо, с воровской торопливостью. И это укрепляло в душе бабки Усти нехорошие подозрения. Ее с самого начала насторожило то, с какой удивительной быстротой выстроились утром на границе двух участков белые, свежеоструганные столбы. Бабка Устя только успела сходить на рынок возле платформы и потом в голубую палатку у пристани за хлебом и молоком, а столбы уже стояли: высокие, толстые, куда толще и выше, чем требовалось для обыкновенного дачного забора, надежно врытые в землю на равном расстоянии один от другого.
Удочкин здоровый старик, но все равно было непонятно, как всего за час он успел притащить откуда-то и врыть в землю такие тяжелые столбы. Сейчас он приколачивал к ним поперечные планки.
Бабка Устя знала о давнем споре зятя с соседом. Поэтому, войдя на участок, она сразу же направилась к Удочкину, высоко и, как всегда, картинно поднимая тонкие ноги, чтобы не споткнуться о кочку или кустик.