Светлый фон

— Удочкин, подите-ка сюда!

Удочкин бросает в траву молоток. Перешагнув через штабель штакетника, послушно идет к бабке Усте, растянув в приветливой улыбке свой и без того длинный рот.

— Садитесь, — грозно говорит бабка Устя и кивает на стул возле гамака. Этот стул стоит здесь всегда и весь облез от дождей, ветров и солнца.

Прежде чем сесть, Удочкин берет стул в руки, ласково ощупывает его.

— Да-а-а! — говорит он с сожалением. — Хорошая была вещь. Настоящей венской работы.

Он плотно устанавливает стул на землю, садится, всем своим видом показывая, что готов смиренно выслушать все, что бабка Устя ему скажет. Но бабка Устя молча курит, разглядывая Удочкина своими черными блестящими глазами. И Удочкина начинает охватывать робость. Бабка Устя с удовольствием отмечает это. Впрочем, она привыкла, что многие робеют под взглядом ее жгучих, пристальных глаз, и это ее нисколько не удивляет.

Пес Удочкина, заметив, что хозяин ушел, встает с земли, отряхивается, потом, несмело перешагнув границу участков, направляется к Удочкину. Ложится неподалеку от него и снова засыпает. Только ухо его дергается.

— Привыкает, — кивнув в его сторону, говорит Удочкин. — Хозяин.

— Ничего, отучу, — говорит бабка Устя. И снова принимается разглядывать Удочкина, накапливая силы для предстоящего боя.

— Какой-то вы слишком уж сытый, Удочкин, — с презрением говорит она после долгого молчания. — И пес ваш какой-то слишком сытый.

— А вам хочется, чтобы у нас с ним ребра торчали? — удивившись, отвечает Удочкин. — Не те нынче времена!

Он расстегивает верхнюю пуговицу на своей студенческой куртке, поерзав могучим, литым телом, устраивается на стуле поудобней. Утренний хмель уже выветрился из него. Удочкин сидит, по своей обычной манере плотно упершись ладонями в широко расставленные колени, подергивает время от времени толстой щетинистой щекой. Он отдыхает от работы и ждет бабкиного разговора. Но бабка Устя молчит. И Удочкин сам отваживается на вопрос.

— Скажите, а вы случайно не родственница князя Чавчавадзе? — спрашивает он светским тоном.

На лице бабки Усти изумление.

— Какой еще князь? — гневно вскидывается она. — Никаких князей!

— Вы не сердитесь. Я про него как-то в книжке читал, — объясняет Удочкин. — Большой отваги был человек. Абрек-разбойник. Или, кажется, генерал. Не помню. Прошло полвека, как читал… А скажите, правда, что вы у Семена Михайловича служили, скакали с шашкой на боевом коне? — спрашивает он, помолчав, продолжая светскую беседу.

Вопрос этот веселит бабку Устю, льстит ей. Вот что придумал, старый хрыч!