— Хватит пить, — сказала она. — Это не поможет.

Гена промолчал. Он действительно начал заметно хмелеть.

— Слушай, — резко сказала Вероника. — Брось ее, уйди. Помучитесь оба год, и пройдет. Ведь и любовь иногда, как человек, родится несчастливой.

— Нет, — сказал Гена обреченно. — Это мне в третий раз не надо было в загс идти. А теперь мы с ней уже навсегда одной веревочкой связаны. Искалечим друг друга. Это вы верно говорите.

Больше Веронике нечего было сказать Гене. Она уже не испытывала к нему ни жалости, ни интереса. И то, что она спустилась к нему, показалось ей глупым и бессмысленным. Надо было возвращаться обратно, в комнату на пятнадцатом этаже, садиться за стол, и работать, и ждать пяти часов. Но там — Саша. Она будет расспрашивать, о чем они говорили с Геной, и будет навязывать ей свои страдания и нечистые подробности своей семейной жизни.

— Я все сказала, что думала, Гена. И, наверное, ты прав: никто не должен вмешиваться в чужую любовь. Уходи, если тебе надо. Я тебя не держу.

Гена с заметным облегчением сразу же поднялся со стула. Кивнул Веронике и пошел к буфетной стойке, чтобы расплатиться с официанткой.

Веронике тоже надо было уходить. Но не было сил подняться. Она закрыла утомленные солнцем и мельканием машин глаза. И бесконечная жалость к самой себе вдруг охватила ее. В чем она виновата? Она никогда не была ни жадной, ни эгоистичной, всегда довольствовалась теми малыми радостями, которые ей давала жизнь. Было детство, была худая рыженькая девочка — дочь командира Красной Армии. Были в детстве военные городки в разных концах страны, похожие один на другой. И даже школьных подруг не сумела она приобрести за свою жизнь, потому что жили они на одном месте не более двух-трех лет. А когда пришла юность, началась война. Кому было хорошо в те годы? Потом — гибель отца и отчаяние мамы. Вот и мама прожила во вдовах больше тридцати лет. Десятилетия одиночества. Сейчас она стара, очень стара и одинока.

Почему раньше никогда не приходила в голову мысль, что мать одинока? Ее вечные вопросы: «Куда идешь?», «Когда придешь?» — только раздражали, и никогда не приходило в голову, что возникают они от одиночества, оттого, что утрата, случившаяся десятилетия назад, оказалась невосполнимой.

Она крепкий человек — мать. Она никогда не показывает своих страданий. А мир устроен так, что дети не возвращают родителям долгов. И вот сидит на даче одинокая старуха, и курит свои сигареты, и думает свои думы, а она, ее дочь, даже толком не знает, о чем эти думы.

А ведь маме, когда погиб отец, было столько же, сколько сейчас ей, Веронике. Но тогда девочке мать казалась уже старой. Родители всегда кажутся детям старыми, и почти невозможно сейчас вспомнить, какой мама была в молодости. Тогда она была необходима, без нее нельзя было прожить и дня, а теперь, если честно заглянуть себе в душу, она не так уже и нужна.