Тянулись часы, медленные, тягучие, и мрачная тень предчувствия ложилась на город. Люди зябко поеживались под жарким солнцем и глядели на небо, удивляясь, что оно, оказывается, все такое же ясное и синее и не закрыто тяжелыми грозовыми тучами. Там и сям женщины сбивались в кучки – на крылечках, на тротуарах, прямо посреди улицы – и, стараясь успокоить себя и друг друга, принимали храбрый вид и твердили, что отсутствие новостей – уже хорошая новость. И вдруг пронесся слух, быстрый, как стрела, что Ли убит, бой проигран и поступают огромные списки потерь. Никто не хотел верить, но, охваченные паникой, все кинулись с окраин в центр города, к газетчикам, к штабистам – выспросить новости, любые, пусть даже плохие – но хоть какие-то сведения.

Целые толпы собрались у вокзала – в надежде на известия с прибывающих поездов; люди стояли у телеграфа, возле похожей на муравейник армейской штаб-квартиры, перед запертыми дверями редакций. Это были до странности молчаливые толпы, и они все росли и росли. Какой-то случайный мужской голос задребезжал внезапно, требуя сообщений, но не только не возбудил ропот и болтовню, а, наоборот, кажется, углубил тишину. И вновь раздалось повторяемое время от времени: «C Севера никаких новых сообщений не поступало, там по-прежнему идут бои». Толпу окаймляли женщины, они пришли пешком или приехали в колясках, эта живая бахрома делалась все гуще. От плотно прижатых друг к другу тел и непрерывно топчущихся ног было душно и пыльно. Женщины тоже не переговаривались, но на их побледневших, осунувшихся лицах читалась немая мольба – громче, чем плач и жалобы.

Трудно сыскать в городе дом, откуда не ушел бы на эту битву отец, сын, брат, муж, любимый. И теперь все ждали – ждали и боялись услышать, что смерть пришла к ним домой. Они ожидали вестей о гибели. Но никак не о поражении. Мужчины смертны, они могут погибнуть – даже теперь, на богатых травах пенсильванских холмов. Строй южан может полечь, как хлеба под смерчем, но Дело, за которое они сражаются, сломить нельзя. Они могут погибать тысячами, но, подобно драконовым зубам, тысячи других рыцарей в сером восстанут из земли и займут их место, и подросшая молодежь с мятежным кличем на устах примчится им на помощь. Откуда возьмутся эти новые люди, не знал никто. Знали только – и совершенно непреложно, что есть Бог на небесах, справедливый и всевидящий, что Ли может творить чудеса и что Виргинская армия непобедима.

Скарлетт, Мелани и мисс Питтипэт сидели перед редакцией «Наблюдателя» в коляске с поднятым верхом, спасаясь от солнца еще и зонтиками. У Скарлетт руки так тряслись, что зонтик ходуном ходил над головой, Питти тоже ужасно переволновалась, у нее даже носик подергивался, как у кролика, зато Мелани сидела словно высеченная из камня, и только темные глаза на бледном лице делались с течением времени все больше и больше. За два часа она проронила лишь одно замечание – когда доставала из своей сумочки флакончик с солями и передавала его тетке, причем впервые в жизни обратилась к ней другим тоном, без обычной нежной заботливости: