Скарлетт показалось, что Эшли просто языком болтает, не важно о чем, лишь бы удержать их от вопросов, на которые он не хочет отвечать. Когда же она заметила, как он опустил глаза под долгим, испытующим взглядом отца, в ней поднялось смутное беспокойство – что же там такое сокрыто в душе у Эшли? Но облачко это скоро растаяло, потому что вся она была переполнена волшебным, сияющим счастьем, и ни для чего другого не оставалось места, кроме как для томительной жажды побыть с ним вдвоем.
Этот волшебный свет сиял в ней до тех пор, пока кружок у камина не начал позевывать и мистер Уилкс с дочерьми не отправился к себе в отель. И только после этого, поднявшись вместе с Мелани, Эшли и Питтипэт наверх, она ощутила острый холод в сердце. До того самого момента, когда они остановились в верхнем холле, это был ее Эшли, только ее, пусть даже она не перекинулась с ним ни единым словом наедине. Но сейчас, пожелав всем доброй ночи, она заметила, что Мелани вдруг покрылась малиновым румянцем и вся дрожит. Впрочем, эту непонятную дрожь она быстро уняла, однако упорно буравила глазами ковер и вид имела испуганно-счастливый. Эшли отворил дверь спальни, и Мелани, так и не подняв глаз, проплыла в комнату. Эшли коротко попрощался. Он тоже не захотел посмотреть в глаза Скарлетт.
Дверь за ними закрылась, оставив Скарлетт одну, в пустыне. Эшли больше не ее. Он принадлежит Мелани. И теперь всю жизнь Мелани будет уходить с ним и закрывать за собой двери. И отгораживаться от всего мира.
И вот уже Эшли уезжает, возвращается в Виргинию, к долгим маршам по слякоти, к голодным бивакам в снегу и к постоянному, ежеминутному риску – в любой момент вся эта дивная златовласая, стройная краса может быть уничтожена, стерта без следа, точно букашка под чьим-то равнодушным сапогом. Праздник остался позади.
Неделя промелькнула быстро – сказочная птица – в мерцании свечей и самодельной мишуры, в аромате сосновых лап и рождественских елок, и частые толчки сердца отмеряли время улетающего счастья. Скарлетт, как скряга, с болью и радостью собирала, хватала, копила, складывала впрок, напихивала как попало всякие мелочи, случайности и пустяки: потом, когда он уедет, она разберет свое добро по порядку, из каждой мимолетности выжмет крупицу утешения, и долгие тягучие месяцы будут заполнены воспоминаниями. Танцы, пение, смех, суматоха вокруг Эшли, предвосхищение его желаний, улыбки, когда он улыбается, молчание, когда он говорит. Всюду следовать за ним глазами, ловить каждый жест, поворот головы, игру бровей, движение губ – все, все должно врезаться, впечататься в память, ведь неделя промчится так скоро, а война будет длиться вечно.