Это оказался совсем другой человек – не тот беспечный юноша с мечтательно-сонным взглядом, в которого она без памяти влюбилась до войны. Он носит линялый, затрепанный мундир, белокурые легкие завитки золотистых волос превратились в паклю, выбеленную летним солнцем. Но он стал в тысячу раз притягательнее! Былое светлое изящество сменилось бронзовой сухощавой гибкостью, а длинные пшеничные усы, обрамляющие рот на кавалерийский манер, довершали образцовый портрет настоящего солдата.

Вот он стоит, по-военному прямой, в старом мундире, с пистолетом в потертой кобуре, побитые ножны самым щегольским образом похлопывают по высокому сапогу, тускло поблескивают грязные шпоры – майор Эшли Уилкс, армия Конфедерации южных штатов. Привычка командовать оставила свой отпечаток, вид у него спокойно-уверенный и властный, у рта намечаются суровые складки. Во всем заметно что-то новое, чужое: широкий разворот плеч, холодный блеск в ясных, светлых глазах. Вместо небрежной медлительности – настороженная быстрота дикого зверя на охотничьей тропе. Так бывает с человеком, у которого нервы постоянно натянуты как струна. А во взгляде – все та же знакомая отстраненность, и выдубленная солнцем и ветрами кожа туго обтягивает все то же прекрасной лепки лицо – да, это он, ее красавец Эшли, хоть и красив теперь совсем другой красотой.

Скарлетт настраивалась уже провести Рождество в «Таре», но после телеграммы от Эшли никакая сила на свете не могла бы вытащить ее из Атланты. Не подействовал даже прямой приказ крайне разочарованной Эллен. Если бы Эшли намеревался ехать в «Двенадцать дубов», она помчалась бы в «Тару», поближе к нему. Но он написал своей семье, чтобы встречали его в Атланте, и мистер Уилкс с Индией и Душечкой были уже в городе. Уехать в «Тару» и упустить возможность повидаться с ним, после двух-то долгих лет? Не услышать его голоса, от которого сердце начинает скакать вприпрыжку? Не прочесть по глазам, что он не забыл ее? Да ни за что! Даже ради всех матерей на свете.

Эшли приехал за четыре дня до Рождества, вместе с группой молодых людей из графства, тоже отпущенных на побывку, – после Геттисбурга их осталось совсем мало. Среди них были двое парней Манро – в полном восторге, что наконец-то их отпустили, в первый раз с 1861 года; Кейд Калверт – тощий, долговязый и с непрерывным кашлем; Алекс и Тони Фонтейн – великолепно, роскошно пьяные, шумные и драчливые. У них было двухчасовое окно между поездами, и, поскольку дипломатических способностей трезвых членов компании едва ли хватило бы, чтобы удержать братьев Фонтейн от драки между собой, а особенно от сражения с незнакомцами на вокзале, Эшли привез их всех к тете Питтипэт.