Настасью кроме страха мучил голод. За весь день езды остановки делались только ради оленей, чтобы им напиться и пощипать траву. Лопарка даже не подходила к ней, а Настасья боялась позвать и безмолвно терпела. Лопарка была злая, жестокая, сильная. Настоящая ведьма. Она говорила по-русски, но ничего не объяснила — куда они едут, для чего ей пленница. Только для того, чтобы не выдала ее, не рассказала о виденном в кузне? Но у лопарки есть нож, и она умеет им убивать. От этой мысли Настасью пробирало колючим холодом, но еще хуже была догадка, что лопарка, спрятав ее в тундрах, сделает своей рабыней.

Настасья надеялась, что хотя бы к ночи лопарка распряжет оленей и отвяжет ее от кережки. Но та и не собиралась щадить пленницу. Ведьма лишь перепрягла оленей, поставив в упряжи других, а сильно уставших ездовых привязала в хвосте райды. Путь в сумерках продолжился, но ехали все же медленнее. На первой открытой кережке сидела сама лопарка, за ней второй олень вез гробовую колоду с мертвецом. Третий тянул Настасьин возок. Она видела перед собой круп животного и его рога — олень закрывал ей гроб, но все равно мертвец, ехавший впереди, добавлял страху.

Девушка пыталась молиться, однако тряска сбивала, мысли тревожно перепрыгивали на отца, на разговор с игуменом Трифоном, на постылого немецкого жениха. Может быть, теперь уже не будет никакого жениха, но из одной беды она попадет в другую, горшую.

Райда снова остановилась. Прозрачные из-за остатков дневного света сумерки окутывали Настасью холодом. Тундры накрыло редким звездным решетом. Далеко где-то кричала ночная птица. Олени испуганно всхрапывали и дергали упряжи. Кережка Настасьи встала так, что ей были видны две передние, с лопаркой и мертвецом. Сперва она услышала злой, властный крик обернувшейся ведьмы. Возглас был непонятен. Кому же она кричит? — подумала Настасья и тут увидела темную фигуру на гробовой кережке, как будто там сидел человек. Расширившимися от ужаса глазами она смотрела, как этот сидящий, послушный приказу лопарки, медленно лег на спину.

Олени продолжили бег. Но не успела Настасья опомниться от страха и убедить себя, будто ей почудилось нечто в полутьме, как поезд опять встал, и так резко, что снова изогнулся. Животные храпели со свистом громче прежнего. Над тундрами вставало лунное зарево, и в его бледном сиянии она отчетливо разглядела вновь поднявшегося в гробу мертвеца. Лопарка соскочила со своей кережки и метнулась к нему. В руке у нее блеснуло лезвие ножа, которым она пригрозила покойнику. Ведьма и в этот раз крикнула что-то. Настасья, едва не лишаясь чувств, вдруг догадалась, что лопарка велит мертвому лежать и он покоряется ей.