– С генералом мы поладим. – Он снова ткнул пальцем в сторону проулка. – Убрать предателя!

А в проулке пахло смертью. Смертью, уже настигшей других и грозившей ему: в слабом свете фонаря вповалку громоздились трупы, и Мартин чувствовал, как вязнут ноги в кровавой тине. При других обстоятельствах он со свойственным ему рациональным любопытством, управлявшим каждым его деянием и каждой мыслью, – хоть иногда и поступал по наитию – проанализировал бы свои поступки. Но сегодня ночью, в последний свой час он был слишком утомлен и слишком растерян, чтобы неизбежное – или неминуемое – привело его в смятение. Все это казалось каким-то кошмарным нелепым сном, из пелены которого надо было выпутаться любой ценой. И сейчас представлялось, что смерть – средство не хуже любого другого. Свалиться и наконец отдохнуть.

Когда ему приказали остановиться на вершине этой горы трупов, он с удивлением понял, что не чувствует страха. Но не было ни задора – ему было безразлично, как вести себя, чтобы не упасть в глазах своих глупых палачей, – ни даже равнодушия. Душу заполняла новая, незнакомая до сих пор печаль. Ему много раз случалось бывать на краю гибели, но неизменно в бою, под открытым небом, и он сам распоряжался своей судьбой, сам совершал поступки, поставившие его на этот край. А вот сейчас, в дрожащем свете керосинового фонаря, смерть, исчезновение всего и вся, порождала глубокую печаль – запредельную, безутешную, безмолвную, – которая долгими немыми рыданиями, не находившими себе выхода, накатывала из груди к горлу и к глазам. Я умру сейчас в этих гнусных потемках, в глухом углу этого мира, а убьют меня люди, чьих имен я не знаю, чьи лица я видел лишь мельком. И все, что еще могло бы случиться в моей жизни, уже не случится никогда.

Его пинком развернули лицом к стене, и, упершись в нее ладонями, он заметил на поверхности следы пуль. Твердый и холодный ствол маузера прикоснулся к его затылку. Когда выстрелят, мелькнула в голове нелепая мысль, я упаду вперед и ударюсь лицом о стену. Мне будет больно. И, готовясь принять неизбежное, Мартин очень медленно наклонил голову, закрыл глаза, напрягся всем телом в ожидании удара пули. Он много раз слышал, что в этот высший миг в голове проплывают картины прошлой жизни, но сейчас убедился, что это не так. И думал лишь о том, как бы, умирая, не стукнуться лбом о стену.

Он ждал выстрела, а его все не было. И Мартин не сразу обратил внимание на то, что позади одновременно звучат несколько голосов. Чего они тянут, подумал он, меня уже ноги не держат.