13

Завтрак в «Санборнсе»

И вот наконец они оказались в столице, и та приняла их как желанных и долгожданных гостей, хоть это и было не совсем так. Под бодрящую музыку, звучавшую на площадях и перекрестках, революционные войска верхом, плотными рядами медленно двигались сквозь толпу любопытных горожан, махавших им платками и бросавших букеты. Несколько дней назад Северная дивизия, выгрузившись из эшелонов, битком набитых людьми и лошадьми, сосредоточилась на окраинах. И теперь, соединившись с сапатистами, пришедшими с юга, войска Конвенции Агуаскальентеса[50] вдоль Пасео-де-ла-Реформа направлялись к проспекту Хуареса и Национальному дворцу.

Фотографы и кинооператоры основное внимание уделяли главным героям, открывавшим этот парад, – Панчо Вилье, непривычно выглядевшему в темной военной форме, фуражке и кожаных крагах до колен, и Эмилиано Сапате в костюме чарро и в широкополой фетровой шляпе. За ними густыми шеренгами шли всадники – многие были ранены в недавних боях и еще не сняли бинты – на разномастных лошадях: пришедшие с севера были больше похожи на солдат, а с юга – на бандитов: тысячи людей с бесстрастными, потемневшими от солнца и ветра лицами, в техасских шляпах и сомбреро, в замшевых гетрах, в саржевых рубахах, в ярких кашемировых платках палиакате на шее, со скрещенными на груди патронташами, с поблескивающим на солнце оружием.

– Да здравствует Вилья! – кричала восторженная толпа. – Да здравствует Сапата! Да здравствует революция! Смерть Уэрте! Долой Каррансу!

В шестом ряду, стремя о стремя с другими, ехал Мартин Гаррет. Трудно было узнать в этом отпустившем поводья всаднике с карабином у седла и пистолетом на боку, с сумрачным, исхудавшим, загорелым лицом того юного инженера, который почти два года назад бежал из города в разгар событий, ныне называемых «Десять трагических дней». Верхнюю губу теперь закрывали густые крестьянские усы, руки огрубели в боевой страде, но сильней всего изменились его глаза – запавшие, лишившиеся прежнего блеска, спокойные, но при этом настороженные, живо посматривавшие по сторонам, зорко примечавшие все, что происходило вокруг. Глаза, способные бесстрастно и четко отметить, что среди тех, кто возглавлял революционный триумфальный марш, не было ни единого политика. Пять лет назад из восьми генералов, входящих сейчас в покоренную столицу, один был крестьянином и другой был крестьянином, а третий был бандитом, а четвертый, пятый, шестой, седьмой и восьмой соответственно – паровозным машинистом, конюхом, конокрадом, сельским учителем и студентом. И, припомнив это, Мартин не удержался от улыбки, вернее, от саркастической гримасы. Сеньоры политики, подумал он, появятся попозже и загребут весь жар. И сейчас, без сомнения, в Национальном дворце, в преддверии торжественной встречи, готовят приветственные речи, оттачивая демагогию и теша амбиции.