– Но ведь именно так и поступают настоящие мастера, например Анри Картье-Брессон[35]… сидят в засаде и выжидают, выжидают… – пыталась оправдаться Джойс.

Одна фотография выделялась особо. На ней парочка была запечатлена под фонарным столбом буквально напротив Грейнджа. Каждый предмет на ней был Кларе знаком, но выглядел незнакомым – из-за этих двоих, стоявших в круге фонарного света.

Невероятно.

– Ради этой мне пришлось ждать целых два часа, – с гордостью сообщила Джойс.

Страстные поцелуи у ворот Грейнджа. У всех на виду. Это выглядит почти так, словно они хотели, чтобы их увидели, подумала Клара и сразу передумала: нет, словно Морин хотела, чтобы ее с ним увидели.

Джойс между тем продолжала:

– А Робер Дуано[36] щелкнул свой знаменитый «Поцелуй» прямо напротив парижской ратуши, но мало кто знает, что это была постановка.

Клара взяла в руки еще одну фотографию – на ней Морин и мистер Брауни целовались в парке на фоне цветущего дерева, ветви которого склонялись над ними, словно полог брачного ложа, а осыпавшиеся лепестки цветов походили на конфетти.

Это была необыкновенная фотография. Нет, это Джойс – необыкновенная девочка!

– А Роберт Капа и его подруга Герда Таро, – не унималась Джойс, – создавшие фотоагентство «Магнум», утверждали: «Если ваши снимки недостаточно хороши, значит, вы подобрались к объекту недостаточно близко», вот я и старалась подобраться как можно ближе…

Джойс умолкла и застыла в неуверенности, явно ожидая каких-то дальнейших инструкций. Глядя на мисс Бриджес, Клара аккуратно сложила фотографии в стопку, затем подошла к девочке и сказала:

– Они нам очень пригодятся, спасибо. Только я не понимаю, как тебе удалось это сделать.

– На самом деле это просто потому, что я не могу далеко ходить, – объяснила Джойс. – У меня начинают болеть ноги, приходится останавливаться и ждать, вот я жду, жду и вдруг что-нибудь такое вижу…

Клара смотрела на нее во все глаза. Эта девочка, используя собственный физический недостаток, сумела создать нечто такое, чего не могут создать другие, здоровые. Инвалидность как бы заставляла ее смотреть на вещи с неожиданной стороны, иначе, чем другие; и если она не могла, подобно другим, делать некие обычные или привычные дела, она все же их делала, но абсолютно по-своему – и результат получался тоже абсолютно необычным.

– Возвращайся-ка лучше в постель, – шепнула ей Клара. Ничего лучше она придумать не сумела.