Марин сжимает в кулаке мешочек с лавандой, делает глубокий вдох.

– Я устала. Сил никаких нет.

– Все будет хорошо, – обещает Нелла.

Однако она знает, что это просто слова. Выходит в коридор, вдыхает холодный воздух, радуясь возможности отдохнуть от тяжкой атмосферы спальни, от пропитавших ее миазмов страха. Из кухни поднимается Корнелия, благодарно касается руки.

– Это божье благословение, госпожа, – говорит она. – Божье благословение, что вы сюда приехали.

Наступает вечер. Дождь по-прежнему льет. Теперь схватки идут одна за другой. У Марин будто выворачивает внутренности.

– Я просто мешок с кровью, – бормочет она, – гигантская болячка, в которую тычут и тычут.

С нее снимают наружные юбки, и Марин остается в хлопчатой кофте и исподнем.

Сейчас она будто сосуд, наполненный болью; она сама воплощенная боль. Нелла с Корнелией массируют ей лоб, втирают в виски ароматные масла. Марин кажется Нелле огромной неподвижной горой. Ребенок внутри – паломник, бредущий по ее кручам. Он может сойти вниз только сам, мать не в силах ему помочь. С каждым своим движением, с каждым спазмом сотрясающегося в муке тела он обретает все больше власти над роженицей.

Марин кричит. Волосы прилипли ко лбу, обычно гладкое лицо раскраснелось и отекло. Она наклоняется к краю кровати, и ее рвет на ковер.

– Нам нужна помощь, – шепчет Нелла. – Посмотри на нее. Она и не узна́ет.

Корнелия прикусывает губу и рассматривает залитое потом, искаженное лицо Марин.

– Узна́ет, – испуганно шепчет в ответ девушка. – Нельзя. Госпожа Марин хочет, чтобы все осталось между нами. – Она бросает полотенце на рвотные массы и смотрит, как ткань пропитывается влагой. – И кроме того, кого звать-то?

– Кого-нибудь из Реестра Смита. Мы что-то не то делаем, – шипит Нелла. – Разве нормально, что ее так полощет?

– Где он? – бормочет Марин, вытирая рот о подушку. Нелла протирает ей лицо.

– Надо посмотреть под юбкой, – говорит она Корнелии.

Та бледнеет.

– Госпожа меня прибьет. Она не позволяет мне даже смотреть на ее голый зад.

– У нас нет выхода. Такая боль – это разве нормально?

– Посмотрите вы, госпожа, – умоляет Корнелия. – Я не могу.