Простой финал, который подводит итог всему, что произошло – с первоначальным планом, со мной, с ним. С нами.

Он ждёт, возможно, полагая, что сказанного достаточно, чтобы я объяснила, почему это произошло. И, возможно, это мой шанс спасти последние из оставшихся у нас мгновений. Но для этого требуется разыграть сложнейшую партию. Я прочищаю горло.

– Я тут вожусь с этим ужасным чемоданом. С твоего позволения, мне нужно это закончить. – Я роюсь в ящиках комода, делая вид, что раскладываю вещи.

Тишина угнетает. Часть меня хочет, чтобы Матеуш высказал то, что у него на душе, но другая часть предпочла бы навсегда застыть в этом моменте и не переходить к следующему.

– Я бы не отдал тебе то письмо, если бы знал о его содержании.

Хотя я ждала этих слов, они что-то будят во мне, подталкивая к знакомому краю. Задвинув ящик комода, я поворачиваюсь к нему лицом.

– Не тебе было решать. Письмо было моим.

– Ты всё это спланировала с самого начала, да? Зачем ты впутала меня?

– Я доверяла тебе, и мне нужна была помощь.

– И я доверял тебе, но ты лгала мне. На протяжении многих лет.

Он молчит, вероятно, ожидая, что я признаю или опровергну его слова, но я этого не делаю. Нет необходимости подтверждать то, что он и так знает. Может быть, он надеется увидеть какие-то крупицы раскаяния.

Когда я не реагирую, Матеуш подходит ближе, окаменев от напряжения.

– Ты сказала, что была напугана. Ты никогда не говорила, что собираешься встретиться с Фричем лицом к лицу. Я помог тебе найти его, я отдал тебе его письмо, потому что думал, что это принесёт тебе душевное спокойствие, но ведь ты могла умереть! Неужели ты этого не понимаешь?

– Я должна была это сделать.

– Но зачем? Какую ложь ты попытаешься выдать за правду на этот раз?

Его резкий тон ещё больше распаляет мою ярость.

– Тебе не понять.

Матеуш качает головой и пятится к двери, как будто не видит смысла продолжать этот разговор.

– Ну что ж, Мария, ты нашла Фрича. Ты получила, что хотела.

Этого достаточно, чтобы пробудить воспоминания. Я вижу тела моих родных, смиренно протянутую руку отца Кольбе, ожидающего инъекции, хлыст, с которого капает моя кровь, шахматную доску на площади для перекличек, хищную улыбку Фрича, я слышу его насмешки, чувствую всем телом невыносимые страдания, которым он меня подвергал, насилие и ярость, которые он на меня обрушивал, а затем слышу крик – тот самый, что постоянно застаёт меня врасплох в момент осознания, что кричу я сама.