– Всё в прошлом.

Я качаю головой, чувствуя странную потребность оттолкнуть его, как отталкиваю прощение каждый раз, когда оно мне предлагается, но сейчас понимаю, что в этой игре мне никогда не выиграть. Если я собираюсь проиграть с достоинством, то должна принять поражение. Так я и делаю.

Матеуш разворачивает меня и тянет халат вниз, он спадает мне на талию, и я закрываю глаза, пока он рассматривает следы, которые тянутся по всему моему телу. Когда он проводит пальцами по шрамам, этот простой жест замедляет моё бешеное сердцебиение. Как только он снова накидывает на меня халат, я поворачиваюсь к нему лицом. Матеуш притягивает меня ближе, и я поднимаю голову, скользя взглядом от острого подбородка к изгибу губ и носу, затем останавливаюсь на его глазах. Такие глубокие голубые глаза. Он всегда видел перед собой девушку, а не заключённого.

Когда его губы встречаются с моими, я оставляю в стороне всё, кроме нежности его прикосновений. Каким-то образом он усмиряет лихорадочную дрожь внутри меня.

Между поцелуями он шепчет моё имя, просит, чтобы я поехала с ним в Америку и оставила всё это позади. Знакомая тоска пронзает покой его объятий и щекочущее тепло, которое его пальцы дарят моей коже. Тоска по нему, желание быть кем-то другим, не той, кем я стала – существом, созданной лагерем. Громкий голос вмешивается, приказывая не обращать внимания на шёпот, и меня охватывает искушение прислушаться к его оглушительным крикам. Но шёпот урезонивает его. Во мне ещё так много всего запутанного. Мешанина из шахматных фигур на доске. Стратегия разрушена, остались лишь неразбериха и хаос. И только я могу разобраться в этом хаосе.

Я снова кладу голову ему на грудь и закрываю глаза. Как бы я хотела, чтобы всё было по-другому.

– Знаешь, Мацек, – шепчу я, – по-моему, у американцев есть почтовые отделения.

Смешок вырывается из его груди и вибрирует у моего уха.

– Правда?

– Я не уверена, но есть большая вероятность. – Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. – Может быть, я как-нибудь напишу тебе. Но если я это сделаю, а ты получишь моё письмо и не ответишь, это будет невежливо, и тебе в таком случае должно быть стыдно.

– Не волнуйся, я напишу ответ. Грубо не уважать желания девушки.

Я снова тянусь своими губами к его губам. Громкий голос предпринимает последнюю попытку, напоминая, как просто было бы не отпускать от себя Матеуша.

Я осторожно разжимаю объятия. Хватаюсь за это мгновение и за обещание, что когда-нибудь у нас, возможно, будут и другие.

Когда Матеуш уходит, я застываю на месте, глядя на письма, лежащие в моём чемодане. В конце концов, он действительно неглупый мальчик.