306

Снова опаздываем на пересадку в Стамбуле, снова фудкорт, но на этот раз у нас есть два одеяла, предусмотрительно прихваченные из самолета, и, разложив их, мы смотрим фильм, который затягивает в лабиринт сознания сильнее, чем «Мир за моей спиной». Сидеть на полу переполненного терминала и пытаться увлечь подростка фильмом «Шоссе в никуда» в семь утра – это, вероятно, тоже можно считать своего рода безумием. «Как объяснить людям то, что не понимаешь и сам? – спрашивает Томас Мелле. – Как объяснить, что, хоть я и совершал эти поступки, это не я? Это разлом или даже пропасть внутри меня, с которым мне приходится жить, иногда я пытаюсь его засыпать, но он всегда остается, его ничем не заполнить».

Но и те, кто рядом, сходят с ума, когда близкий человек за считаные часы превращается в другого, настолько быстро и одновременно медленно, что видишь, как его память постепенно заменяется, а характер принимает неожиданные черты, пока в знакомом теле не оказывается незнакомец. Или это и есть настоящая личность? Кем была та молодая молящаяся из нашего района до того, как начать падать на колени перед Богом каждые два метра? Кто она сейчас? Или я интересуюсь ею только потому, что пытаюсь понять ту незнакомку, в которую превратилась моя мать в гробу, с ее сердитым взглядом? Дэвид Линч находит способ показать непостижимое, которое есть в каждом человеке, создавая зеркало, из которого на тебя смотрит незнакомец. Или, как писал Квиринус Кульман почти четыреста лет назад:

Разговоры повторяются слово в слово, лица, лай собак и музыкальные цитаты возвращаются, но уже в новых жизнях, одна и та же возлюбленная, но с двумя разными любовниками, шоссе в свете фар, и зрителю никогда не станет ясно, кто из двух «я» сидит за рулем. Там, где размываются границы между вымыслом и реальностью, может родиться великое искусство, но дни становятся невыносимыми. Мелле допускает, что болезнь превратила его в писателя вопреки его воле: «Но даже если текстовые трудности решены хотя бы частично, жизненные проблемы остаются нерешенными, даже если они, как здесь, пересекаются».

Через двадцать минут сын уже не хочет больше смотреть.

– Да, толком ничего не видно, – утешаю я себя, пытаясь оправдать неудачу тем фактом, что фильм втиснут в маленький экран ноутбука.

– Дело в другом, – поправляет меня сын. – Смотреть фильмы на ноутбуках или маленьких экранах – это теперь обычное дело.

– Что? – возмущенно восклицаю я, надеясь извлечь из ситуации хотя бы культурную критику. – Если говорить о литературе, то да, один смартфон может вместить в себя целую библиотеку. Но искусство кинематографа, особенно таких режиссеров, как Дэвид Линч, рискует потерять свою сущность, если воспринимать его в таком уменьшенном формате. Именно кино, самое молодое из всех искусств, может исчезнуть первым.