Светлый фон

Наше единение казалось правильным, и, похоже, она чувствовала то же. Я старалась быть осторожной, наслаждаясь каждым ее движением, и это длилось довольно долго. И вдруг, с одной непреднамеренной ласки, я стала свидетелем того, как она потеряла контроль, как ее охватила эйфория. Я почувствовала дрожь, которую вызвала в ее теле, и сама затрепетала до кончиков пальцев ног, прежде чем проснулась. Еще долго я наслаждалась этим ощущением, которое выходило за рамки физического, ощущением начала, которое, возможно, когда-нибудь снова станет возможным, хотя, к сожалению, вряд ли с ней.

* * *

Очередную ночь мучаясь от бессонницы, открываю «Науку любви» Овидия, чтобы – шутка ли – не ограничиваться лишь снами:

 

 

Но увы: уже после нескольких строк я понимаю, что эта книга не для меня. Овидий обращается исключительно к мужчинам, которым объясняет, как завоевать женщину. Ничего нового они не изобрели и две тысячи лет назад – те же самые уловки:

 

Как только она поверит в выгоду, необходимо создать иллюзию, что она отдается по любви.

 

 

В отличие от «Камасутры», с которой книгу сравнивают в аннотации, или «Благоухающего сада» Нафзави, «Наука любви» Овидия, к сожалению, не касается самого секса, а ограничивается советами, которые якобы ведут к нему. На деле они не могли бы быть глупее:

 

 

Видимо, в наши дни Овидий бы добавлял в коктейль понравившейся женщине клофелин и убеждал бы себя, что она падает в постель от возбуждения:

 

 

Не то чтобы сейчас какая-то женщина пришла бы в восторг от такого мачизма, который даже спустя две тысячи лет Альтенберг и Низон продолжают выдавать за что-то возвышенное. То, что мужчины-читатели не замечают и что до сих пор сопровождает восприятие Овидия, слишком хорошо известно читательницам. Да, в такой чистой форме сексизм даже полезен, как афганцу, который получает в руки руководство оккупантов: Winning hearts and minds. Он ведь все равно и не подумает поверить. Куда больше разочаровывает то, что Овидий сводит любовь к азарту завоевания. Даже говоря о страсти, он обесценивает ее, превращая в нечто удобное и ненастоящее.

 

 

Такой беспечности в любовных делах, о которой говорит Овидий, на самом деле не существует, она – гораздо больший миф, чем угасание мистиков, безумие влюбленных, обожествление возлюбленной или каннибализм Пентесилеи. Никому не удается сохранять ее дольше нескольких недель или отпуска, а потом неизбежно наступает момент, когда появляются чувства, без которых все быстро становится скучным. Самое интересное в «Науке любви» – ее откровенная аморальность, где любовь преподносится как наслаждение, а не как привязанность и самоотверженность.