Одно из тех осознаний, которые я не почерпнула из книг, сколько бы ни читала об этом: смерть не объединяет, она разъединяет. Дело может быть даже не в деньгах – деньги лишь самый очевидный повод. С тем же успехом дети могут спорить о духовном наследии родителей: их мыслях, желаниях, воспоминаниях. Или болезнь вынуждает принимать решения, которые даже атеисты предпочли бы возложить на Бога, потому что они неизбежно вносят раздор; каждый защищает свою точку зрения с той силой, которую дает многолетняя любовь. И даже если в конце концов удается договориться – а договориться приходится, как когда-то пришлось в течение часа, когда ты звонила сестрам и ждала их решения, и, не дай бог, оно бы не совпало с твоим, – даже после этого каждый запоминает слова другого, которые кажутся ему безответственными и даже предательскими, или просто интонация, невзначай сказанное слово, сравнение, которое показалось неуместным.

Порой трещины кроются в детстве, но были забыты или скрыты последующим опытом и растущим доверием. Наши дети смотрят на нас с недоумением, почти отвращением, и клянутся, что с ними такого никогда не произойдет. Мы тоже клялись, когда наблюдали за ссорами наших родителей. Потеря матери – это сильнейший удар по детскому доверию, она разрушает узы, связывавшие братьев и сестер, переворачивает все с ног на голову, как это бывает в психоанализе, на семейной терапии или на сеансе у шамана. Даже Бога каждый видел по-разному и настаивал на том, что только его свидетельство истинно.

Я никогда не испытывала такого сильного одиночества – вероятно, именно по этой причине не смогла принять новую любовь, хотя она была прямо передо мной, вероятно, именно по этой причине я не хочу ничего слышать о своей сестре, которая всегда была рядом. Я желала, чтобы одиночество проникло в каждую клеточку моего тела, окутало меня, как холодный воздух. Быть может, это подготовка к чему-то большому или просто истина, которую приносит утрата матери. «Ты навсегда остаешься в заложниках у ледяного взгляда», как сказал бы Сальвадор Эсприу, который стал моим спутником в трауре.

Много лет назад я за бесценок купила эту маленькую книжку со стихами в магазине «Цвайтаузендайнс». Спутника дешевле я себе точно не найду.

341

Утром я сворачиваю на неправильную тропинку. Это странно, ведь я бегаю вдоль Рейна настолько часто, что не задумываюсь о маршруте. Пытаюсь вспомнить, где именно свернула с привычного пути. Спустя несколько минут понимаю, что бегу по своему обычному маршруту. Тропинка правильная, просто вода в Рейне опустилась до рекордно низкого уровня. В газетах об этом писали, и теперь я вспоминаю: река превратилась в небольшой ручей, который течет в сотне метров от меня. И это в декабре! Впервые за время жизни в Кёльне мне приходит в голову мысль, что Рейн может полностью пересохнуть. Интересно, какой тогда станет Европа? Возможно, она станет похожа на Кабул, который был когда-то цветущим зеленым садом, а теперь там не осталось воды. Быть может, тогда начнется и война.