342

Что это вообще за жизнь такая?!

Думаешь, что все уже позади, что хотя бы под конец года наступит какое-то затишье, но вдруг подкрадывается тревога, которую даже врач назвал бы экзистенциальной. Эту тревогу не стоит недооценивать, даже с учетом всех бед, которые есть в мире. Те, кто живет в достатке и мире, тоже могут столкнуться с тревогой – будь то из-за болезни, смерти или утрат. Экзистенциальная тревога – как знак качества для настоящих проблем, даже если их всего 0,86 миллиграмма в крови. Эта тревога отличается от невротической. А вот страдания из-за любви вряд ли попадут в эту категорию, даже если речь идет о распаде семьи. Что касается школьной поездки, в которую мой сын может не поехать, то только психотерапевт счел бы ее серьезной проблемой. Так проходит жизнь, о которой ты даже не догадываешься, что жаждешь ее. Привычные вещи, обыденность и даже скука могут стать теми словами, о которых мечтают так же, как народы, пережившие войну, мечтают о мире.

По крайней мере, ночью я почти дочитала «Тучку золотую». Весь день я мерила шагами квартиру – с телефоном или без, прокручивая в голове каждую деталь того, что было сказано и что еще нужно сказать, а в девять задернула шторы и легла в кровать. Ненадолго задремала, но вскоре снова вернулась к размышлениям о завтрашних делах – звонках, которые нужно сделать, вопросах, которые необходимо задать… В конце концов я заставила себя заняться делом – пусть этим делом была лежавшая рядом с кроватью книга. Теперь я уже на 259-й странице и все стало ясно: Анатолий Приставкин был Колькой – более ловким и смекалистым из братьев. Из-за постоянной диареи Кольке приходилось останавливаться в кукурузном поле, чтобы присесть, держа штаны, чтобы они не спадали, и в итоге он теряет из виду своего тихого, мечтательного брата Сашку. Пока Колька справляет нужду, его чуть не затаптывает лошадь, он чувствует, как она дышала прямо в шею, но, к счастью, всадник его не замечает. Всадник этот – чудовище, чеченец, как теперь знают дети. Колька закапывается в землю, чтобы пережить ночь в укрытии.

На следующий день у Кольки от радости замирает сердце, когда он издалека видит Сашку в заброшенной деревне, прислонившегося к забору в конце улицы. Колька свистнул в два пальца, как обычно, но Сашка не откликается. «Но на подходе замедляется сам собой шаг: уж очень странным показался вблизи Сашка… то ли он ростом выше стал, то ли стоял неудобно, да и вся его долгая неподвижность начинала казаться подозрительной. Колька сделал еще несколько неуверенных шагов и остановился. Ему вдруг стало холодно и больно, не хватало дыхания. Все оцепенело в нем, до самых кончиков рук и ног. Он даже не смог стоять, а опустился на траву, не сводя с Сашки расширенных от ужаса глаз. Сашка не стоял, он висел, нацепленный под мышками на острия забора, а из живота у него выпирал пучок желтой кукурузы с развевающимися на ветру метелками.