– Мать позови.

Наиля! Ох…

– Так она с папанькой ушла. Они за получкой теперь вместе ходят.

Ай-нанэ-нанэ! Я привстал на локте, улыбнулся мальцу. Он как кол проглотил! Узнал, должно быть. А я чего ж – отсчитал ему пять дукатов и говорю:

– Отдашь отцу. Скажешь, что цыган заплатил за подсвечник.

Санька вмешался:

– Лучше бабке отдать. Большие деньги.

– Не потеряет. Он умный! Да? Умный – нешумный! – подмигнул я парню.

Раскатилось «Нно-о!», и поехали мы.

– Слушай, Алеша. Я всегда гадал – что же вы зимой-то? в палатках? а? Как с холодом боретесь?

– А мы с ним не боремся. Мы с ним дружим!

Санька хмыкнул в усы:

– Упаси Господь от такой дружбы.

– От дружбы нехорошо отказываться, – продолжал я валять дурака, радуясь тому, как все обошлось.

За прудом с притопленными мостками, в облетающих тополях, я спрыгнул с телеги:

– Бывай, дружище. Хороший ты мужик. Золота в судьбе! Все дороги с песней!

Санька удивился, чего я слез, а я это сделал, потому что думал – как бы учителя не встретить по пути. Он же из города, а мы в город! Мало ли что.

Санька уехал, и знать не зная, что я ему в куль золотой запрятал – потом найдет, добрым словом вспомнит, а это, чавалэ, дороже стоит! Хорошо, когда можешь себе это позволить.

Я свернул в лес. Он был легкий для путника – светлый и чистый, как будто парк. За лесом: