Хаза наклонилась – чтобы дров подкинуть, а я смотрю – у нее из-под блузки монетка скользь. Золотая! Ай! Я точно такую же Ворже дарил! Чекан – старинный. Как тут не спросишь?

– Ты уж невеста?

Хаза монетку назад заправила и говорит:

– Раньше была. Это на память.

– А что случилось?

– Мой жених пропал. Пропал и умер. Так говорили.

Не вру, чавалэ – как будто ножик поднесли под горло. Я сам пропал! «Пропал и умер», – сказали Ворже.

– Так пропал или умер?

Нехорошо было мучить девчонку, и Хаза всем видом давала понять, что ей неприятно, но я уж насел, потому что – соринка, да к ней другая; и отвернулся б, да на что тогда смотреть?

– Он пропал и умер. Мне рассказали.

– А ты не видела?

– Нет, не видела.

Дэвлалэ-Дэвла! Один в один! Солнце почернело!

Я схватил ее за руку:

– Слушай, а не рано ты его схоронила?

– Прокляну, – Хаза обозлилась, но я продолжал:

– А если он жив?

– Паприкаш умер.

– Ты же не видела!

– Так рассказали!